 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
Но есть и те попытки, которые заканчивались успешно, желание умереть является частью
мотивации такого действия. Причины, которые приводятся для объяснения этого желания, можно
обобщить в следующих утверждениях: «Жизнь не стоит того, чтобы жить», «Жизнь не имеет никакого
смысла» и, наконец, «Я не могу продолжать так больше жить». Я не могу оспаривать эти утверждения,
когда их произносит пациент: я не нахожусь в его положении и не могу ему ничего обещать. Но я
указываю ему, что это не тело, которое хочет его смерти.
Если бы это было так, то он бы умер, как дикое животное, когда оно умирает своей естественной
смертью. Самоубийство — это сознательное и преднамеренное действие, в котором эго отталкивает
тело, потому что оно не смогло соответствовать представлению эго о нем. В мужчинах этот образ всегда
является силой и мужественностью, а в женщинах — сексуальной привлекательностью и
женственностью. До какой же степени подавляющим должно быть чувство несоответствия образа
действительности, что оно может привести к самоуничтожению!
Утверждение «ты подвел меня», лежащее в основе самоуничтожения, направлено как на себя, так
и на других. Самоубийство — это упрек в равной степени тем, кто изображает поддельный интерес к
индивиду, и отторжение своей телесной самости. А поскольку самоубийство всегда служит для того,
чтобы заставить семью умершего почувствовать свою вину, то его также нужно рассматривать как
выражение враждебности и негативного отношения к ним. Коллеги одного психиатра, очень большое
количество пациентов которого заканчивали жизнь самоубийством, рассказали мне, что он делал все
возможное, пытаясь заверить потенциальных самоубийц в своей поддержке. «Звоните мне в любое
время, когда я вам понадоблюсь», — говорил он всем своим пациентам. Но почему тогда так много
самоубийств? Единственный вывод, который я мог сделать, — это то, что у его пациентов была
потребность всего лишь сказать: «Ты подвел меня» или «Ты не помог мне». И он действительно не
помог им: не смог понять в них эту потребность. Если кто-то не замечает или отрицает такое чувство в
пациенте, то он может подтолкнуть его доказать свою правоту крайним способом — лишить себя
жизни.
В своей работе под названием «Печаль и меланхолия», на которую я буду ссылаться позже, Фрейд
высказал мнение о том, что самоубийство отчасти мотивируется садистскими и враждебными
чувствами. Именно садизм разрешает непонятную склонность к суициду. Доводы для этого утверждения
он приводил еще раньше: «Страдающим (от меланхолии) обычно в конце концов удается отомстить
первичным объектам, используя при этом обходной путь самонаказания и всячески истязая их при
помощи своей болезни, которую они развили в себе, чтобы избежать необходимости открыто выражать
враждебность к своим любимым людям». Фрейд не имел в виду, что депрессивная реакция является
преднамеренным маневром причинить боль любимому человеку. Он хотел сказать, что между
депрессией, самоубийством и подавлением враждебности существует взаимосвязь, на которую нельзя
смотреть сквозь пальцы, если мы хотим понять депрессию человека и его склонность к самоубийству.
Когда человек совершает самоубийство, это означает, что он не может жить с самим собой. Он
больше не может выносить отрицательных и враждебных чувств внутри себя, и он не может выразить
эти чувства, кроме как через какое-то разрушительное действие. Вот почему убийство и самоубийство
часто происходят вместе: сначала, естественно, убийство, а потом — самоубийство. Один из
эффективных способов, который я обнаружил, помогающий потенциальным самоубийцам, заключается
в том, чтобы указать им на то, что их действия частично направлены против меня, то есть таким
образом они перекладывают вину на меня за мою предполагаемую оплошность. Такой подход часто
вызывает гнев у пациента, за которым следует враждебность по отношению ко мне, уже не столь
разрушительная для него самого.
Но разве эмоциональное умирание человека не является схожим упреком? Депрессия, как и
самоубийство, может вызвать огромную вину в семье депрессивного человека. Поэтому депрессию
также можно рассматривать как крик о помощи. «Смотрите же! Я не могу больше сам справляться со
своим положением!» Однако если мы хотим помочь человеку, находящемуся в депрессии, то поддержка
будет неэффективной, пока останутся незатронутыми его скрытые отрицательные чувства. Ему нельзя
дать любовь и одобрение, которых ему не хватало в детстве. Нереально пытаться сделать это — он по-
прежнему останется в депрессии, как бы доказывая вам: «Вы тоже не смогли помочь мне».
На сознательном уровне человек в депрессии говорит: «Я не хочу откликаться на вашу помощь», и
