 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
чтобы находиться в депрессии. Но в Дэвиде явно прослеживались личностные черты, которые
указывали на совершенно другие причины депрессии.
Лицо Дэвида представляло собой тоже маску, но в отличие от Маргарет он даже и не пытался
напускать на себя каких-либо показных выражений. Оно в самом деле было таким застывшим, что
скорее походило на лицо покойника. Скулы с подбородком словно окаменели, придавая лицу угрюмый
вид, а тело было настолько жестким, что, казалось, сделано из твердых пород дерева. Он жаловался на
боли в спине и страдал от ангин. Дышал очень неглубоко и говорил слабым, безжизненным голосом.
Смотря на Дэвида, я не мог сказать с уверенностью, жив он или мертв. Таким же безжизненным было
его отношение к своим чувствам, от избытка которых он явно не страдал. Поработав с ним в течение
долгого времени и научив его дышать глубже, а также расслаблять тело, мне наконец-то удалось
заставить его сбросить с себя его каменную маску, после чего он заплакал в ответ на мой интерес к нему.
Но это произошло лишь однажды. Дэвид был стоиком. Несмотря на желание поправиться, он был не
готов или не мог отказаться от своего бессознательного стоицизма и безразличия. К этому можно
добавить еще один интересный факт. Дэвид вспомнил случай из своего детства, который пролил
некоторый свет на его поведение. Его мать, к которой он был все еще привязан, однажды впала в
истерику. Дэвид закрылся у себя в комнате, чтобы хоть как-то оградиться от ее воплей и рыданий, но
она подошла к его двери, что-то требуя, а затем стала умолять его выйти к ней. Но, несмотря на все ее
мольбы, он так и не вышел. Он закрылся в прямом и переносном смысле и остался «закрытым» до
настоящего времени. Глядя на Дэвида, я вспомнил выражение — переносить муки с улыбкой на лице.
Оно подходило к нему как нельзя лучше, с тем лишь различием, что у него на лице вместо улыбки была
мрачная маска боли и отчаяния.
Замкнувшись в себе, Дэвид был всегда одинок и почти всегда находился в той или иной степени
в депрессии. С возрастом он стал еще более замкнутым. Его постоянно усиливающаяся депрессия была
прямым результатом затухания чувств с сопутствующим снижением жизненной энергии. В свою
очередь снижение энергии медленно разрушало его потенцию. Было бы неправильно сказать, что у него
началась депрессия из-за потери потенции. Скорее его потенция затухала по мере того, как в нем
увядала жизнь и его жизненные силы сковывала депрессия. Конечно, он бы еще продержался,
продолжал бы существовать, но такое существование больше походило бы на работу машины, а не
человека. Он даже начал ходить в спортзал, чтобы поддерживать тело в хорошем рабочем состоянии.
Однажды мне довелось лечить психолога, который пришел на терапию, чтобы узнать о
биоэнергетическом подходе к эмоциональным проблемам. У Джорджа было много проблем, которые
мы открыто обсуждали, поскольку они были обнаружены в физическом выражении его тела. Например,
он часто мог принимать идиотскую позу, как у клоуна, которая никак не соответствовала высокому
уровню его интеллекта. С другой стороны, его тело было довольно мускулистым, несмотря на то, что он
никогда не занимался какими-либо атлетическими упражнениями. Его крепкая и чрезмерно развитая
мускулатура была результатом зажатия и сдерживания чувств.
После курса терапии его состояние значительно улучшилось, и он заметил однажды: «Я
чувствую, что наконец-то справился со своей депрессией. Если честно, то она всегда меня мучила в
большей или меньшей степени». Это признание стало для меня неожиданностью. До этого он никогда
не говорил, что страдает от депрессии, и, как ни странно, я и сам не мог предположить такую
возможность. Он никогда не жаловался, что ему было трудно ходить на работу, более того, я знал, что
он находил огромный интерес и удовлетворение в своей профессии. Казалось, он был активным
участником жизни во всех ее аспектах и в глазах окружающих выглядел нормальным человеком.
Но Джордж был подавлен с точки зрения эмоциональной оживленности, эмоционального
взаимодействия с окружающей средой. Ему трудно было увлечься чем-нибудь, он никогда не испытывал
душевного подъема, чувствуя себя скованным и придавленным.
Его депрессия была не настолько сильной, чтобы «сломать» его окончательно, но тем не менее
это была депрессия, причем в своей наиболее широко распространенной форме. Я пришел к такому
выводу, наблюдая за людьми у себя на приеме, а также за его пределами, в повседневной жизни. У
большинства людей отсутствует внутренняя радость, внутреннее оживление, которые добавили бы им
жизненной энергии. Они продолжают жить как холодные расчетливые машины, воспринимая все
вокруг себя в унылых и мрачных тонах. И эта унылость, холодность и скука их внутренней жизни очень
