 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
Адекватное горе
В предшествующих разделах было указано, что ребенок реагирует на потерю своей матери гневом
и вспышками буйного поведения, крича и плача. Потеря не принимается спокойно.
Среди первобытных народов горе также является бурным выражением чувств. Если объект
любви имеет важное значение, его потеря не принимается без проявления гнева и протеста. Элиас
Канетти в одном из своих докладов приводит описание процесса выражения горя среди бушменов
Центральной Австралии. В нем обнаруживаются несколько интересных особенностей. Как только
новость, что какой-то человек находится при смерти, достигает деревни, мужчины и женщины бегут к
нему и бросаются на него, образуя кучу. В это же время они издают громкие причитания, нанося раны
на свои тела. В конце концов, когда смерть прекращает страдания человека, они уходят, чтобы
возобновить свои причитания в другом месте. Канетти подчеркивает важность этого процесса в том,
что туземцы не принимают потери, «он все еще принадлежит им; они удерживают его среди себя».
Самоистязание в процессе скорби хорошо известно среди первобытных народов. Канетти видит в нем
выражение гнева. «В этом самоистязании выражается гнев бессилия перед смертью».
Иногда гнев направляется вовне. Эстер Уорнер /10/ описала реакцию туземных женщин на
смерть молодой девушки, которая умерла при родах. Один из мальчиков-туземцев рассказал ей
следующее: «Незадолго до восхода солнца женщины всего города будут посылать проклятия мужчинам.
Если они поймают кого-то из них, то могут избить его чуть ли не до смерти. Женщины будут мстить за
девушку, которая пострадала и умирает от ребенка». Дальше продолжает сама автор: «Женщины не
перестали посылать проклятия, пока не взошло солнце.
Мы вскоре услышали, как они колотили по дверям палками, кричали охрипшими от гнева и
беспомощности голосами. На следующее утро они были понурыми и тихими. Их ярость на боль и смерть
иссякла; они снова были готовы смиренно выполнять бесконечную вереницу работ по дому, из которых
состоит их жизнь».
Если потеря не вызывает гнева, то нет и реального переживания горя и соответственно нет и
чувства печали. Природа человека такова, что он противится своей боли. Есть что-то мазохистское в
том, как он блокирует выражение своих эмоций, связанных с болью. Довольно странно, что в нашей
культуре принято восхищаться человеком, который может стоически перенести потерю, не выразив при
этом никаких эмоций. В чем же заключается такое большое достоинство подавления чувств? Такое
поведение лишь обнаруживает, что эго человека доминирует и контролирует его тело, но оно также
указывает на отсутствие некоторого важного аспекта его человеческой природы.
Человек в депрессии утратил способность сопротивляться своей судьбе. Леча таких пациентов, я
обнаружил, что они не могут сказать «Почему?» громким и убедительным голосом. Они легко находят
оправдание своей неспособности: «Какой толк спрашивать почему? Все равно ничего не изменится».
Да, действительно, снаружи ничего не изменится. Любой горюющий туземец знает, я уверен в этом, что
его рыдания и причитания не вернут умершего. Цель горя не в этом. Горе — это выражение чувств,
которое дает возможность жизни идти своим чередом. Когда выражение сдерживается, жизненный
поток ограничивается. Затем это приведет к дальнейшему подавлению чувств и в конечном счете к
смерти еще при жизни. Депрессия есть живая смерть.
У депрессии двойная этиология. Первая — значительная потеря удовольствия в детском
возрасте, которое связано с матерью. Если мы признаем верной гипотезу, что полное удовлетворение
оральных потребностей требует примерно трехгодичного кормления грудью, становится понятно,
почему так много людей стали уязвимы для депрессии. Во-вторых, ребенка лишают права
сопротивляться возникающим депривациям, а выражение чувств ярости или гнева оказывается
наказуемым. Результатом является серьезная утрата способности стремиться к тому, чего он хочет, и
бороться за это. Наблюдая послушное поведение, свойственное большинству людей, становится ясно,
почему склонность к депрессии получила такое широкое развитие в нашей культуре.
С другой стороны, массовые протесты, которые становятся атрибутом нашей общественной
жизни, являются реакцией против эмоционального подчинения, превратившего человека в
индустриальную машину. На самом деле, две тенденции, одна — к депрессии, другая — к протесту, это
