 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
52
Временная администрация, бригады спасателей и общество
Еще в период работы в Армении в 1988 году нами было обосновано, что в ситуациях массовых
психических травм и возникновения массовых жертв в результате экологических или техногенных
катастроф (а сейчас добавим — и крупных терактов) в компактных населенных пунктах
обязательно требуется срочное введение («десант») временной (кризисной) администрации. Это
положение обосновывалось тем, что при воздействии мощных экстремальных факторов и
массовых жертвах в ближайший последующий период (до 3 суток) поведение всех людей,
включая статусных лиц (например, руководителей подразделений МВД, воинских частей,
медицинских учреждений и т. д., как это было в Ленинакане), подчинено уже упомянутым выше
(общим для всех) закономерностям реакций на психическую травму и направлено почти
исключительно на розыск или спасение близких. Но даже если близких в короткий период
времени удавалось отыскать, спасти или эвакуировать и их состояние не внушало опасений, наши
многочисленные контакты с представителями местной администрации свидетельствовали, что
они, как и все другие пострадавшие, находятся в состоянии тяжелого стресса и не вполне
способны к осуществлению рациональной организаторской, мобилизационной или спасательной
деятельности. Возможно, что отчасти это сказалось и на организации спасательной операции в
Беслане, где ряд руководителей штаба из числа представителей местной администрации имели
родственников среди заложников.
Наши исследования также показали, что во многом аналогичная стадийность и динамика
характерны и для специалистов спасательных бригад. Эти данные, естественно, нуждаются в
уточнении, но через 3 суток систематической работы с пострадавшими, телами и фрагментами тел
погибших отдельные психопатологические проявления и признаки психофизиологической
демобилизации наблюдались почти у 50% спасателей. Все это предполагает разработку
специального режима деятельности этих уникальных специалистов и осуществление
систематической психопрофилактики, включая дебрифинг и реабилитацию в специализированных
терапевтических центрах после каждой спасательной операции.
С точки зрения «группы риска» по ПТСР, не менее уязвимыми, чем спасатели, являются врачи
и специалисты психолого-психиатрических бригад, где, как правило, до 50% — женщины,
подверженность которых ПТСР почти в два раза выше, чем у мужчин. При этом резистентность к
психической травме и психическому заражению у обоих полов начинает повышаться лишь после
25—30 лет, а многие из известных мне постоянных участников спасательных и реабилитационных
мероприятий принадлежат как раз к этой возрастной группе. В западной психиатрии весьма
распространено понятие «забота клинициста о себе». У нас эта проблема пока лишь обозначена, и
преимущественно как теоретическая, и — за исключением психоаналитических кругов, — такая
процедура, как супервизия, может быть отнесена к исключительно редким явлениям.
Работа с психической травмой поставила под сомнение ряд традиционных
психотерапевтических принципов, и в частности — принцип нейтральности. Например,
израильские психоаналитики после убийства Исаака Рабина, так же как американские — после
террористической атаки 11 сентября, которые стали общенациональными трагедиями и никого не
оставили интактным, начали обсуждать: уместно ли терапевтам умалчивать о собственных
переживаниях и травмах, связанных с этими событиями, демонстрируя ложную аналитическую
нейтральность? Не является ли «принятие роли всемогущих родителей» в подобных ситуациях в
большей степени демонстрацией обычной человеческой неискренности, чем приверженности
своей терапевтической позиции? Не уместно ли в таких случаях проявлять сочувствие и
интересоваться судьбой родных пациента, а также раскрывать информацию о себе и позволять
физический контакт с пациентом в форме рукопожатий, прикосновений и даже раскрытия объятий
для рыдающего? Эти дискуссии пока ничем не завершились, но со всей очевидностью
стимулировали специалистов на более серьезное отношение к известному тезису Ш. Ференци
«об эластичности психоаналитических техник».
Безусловно, в ситуации общенациональных травм чувства терапевтов (травмированных, как и
все другие члены общества) модифицируются, а отношения с пациентами могут приобретать
защитный характер, самым негативным образом влияя на терапевтический процесс. Но даже в
этих случаях терапевт не должен принимать на себя роль Спасителя или пытаться решить
проблему за пациента (и проблема, и способ ее решения — всегда принадлежат пациенту). Потому
