 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
страны рабства, и преодолеть его тоску по египетским "мясным горшкам"? Нет,
то, с чего мы начали, и то, чем мы кончили, настолько несовместимо, что я
осмелюсь предположить следующее: если Моисей дал евреям не только новую
религию, но и обычай обрезания, то он наверняка был не евреем, а
египтянином, а потому и моисеева религия была скорее всего египетской;
учитывая же ее противоположность массовой религии Египта, она могла быть
только религией Атона, с которой еврейская религия имеет несколько
примечательных совпадений.
* Используя Библию столь произвольно и деспотически, то есть принимая
ее, когда это мне удобно, и отвергая, когда ее детали противоречат моим
выводам, я сознательно подставляю свой метод под огонь суровой критики. Но
это единственный способ использовать материал, достоверность которого, как
нам наверняка известно, весьма подпорчена сознательными искажениями.
Надеюсь, когда мы покажем причины этих искажений, кое-что в таком отношении
к Библии станет оправданным; в любом случае. Библия не дает надежных
оснований, да и все другие авторы трактуют ее так же.
Как я уже отмечал, мое предположение, будто Моисей был не евреем, а
египтянином, порождает новую загадку. То, что он сделал, вполне понятно,
если это сделал еврей, но необъяснимо для египтянина. Однако если мы отнесем
Моисея к временам Эхнатона и свяжем его с фараоном, загадка тотчас
разрешается и возможные причины такого поступка напрашиваются сами собой,
отвечая на все наши недоумения. Предположим, что Моисей был знатным
аристократом, возможно даже членом царской семьи, как и утверждает миф. Он
несомненно был выдающимся, амбициозным и энергичным человеком; быть может, в
отдаленном будущем он даже видел себя на престоле фараона, вождем народа,
правителем империи. Будучи тесно связан с фараоном, он стал убежденным
сторонником новой религии, и ее основные принципы, которые он глубоко
постиг, стали его жизненными убеждениями. После смерти фараона и наступившей
реакции он увидел, что все его мечты и планы развеялись как дым. Если только
он не готов был отречься от дорогих ему убеждений, ему нечего было делать в
Египте - он потерял родину. В этот тяжелый час он пришел к поразительному
решению. Мечтатель Эхнатон оторвался от народа и позволил своей империи
рухнуть. Активная натура Моисея изобрела план создания новой империи, с
новым народом, которому можно даровать религию, отвергнутую египтянами. Это
была, на мой взгляд, героическая попытка сразиться с судьбой, компенсировать
себе - сразу в двух направлениях - утраченное в катастрофе Эхнатона.
Возможно, во время этой катастрофы Моисей был правителем той пограничной
провинции (Гошем), в которой (уже в "гиксосский период") поселились
некоторые семитские племена. Их-то он и избрал на роль своего нового народа.
Историческое решение!
Моисей установил связь с ними, он стал их вождем и возглавил их Исход
"мышцей простертой". В полном противоречии с библейской традицией мы можем
смело предположить, что Исход проходил мирно и не вызвал преследования. Это
оказалось возможным благодаря авторитету Моисея и отсутствию в тот момент
центральной власти, которая могла бы его предотвратить.
По нашей реконструкции Исход из Египта должен был произойти где-то
между 1358 и 1350 годами до н. э. - иными словами, сразу после смерти
Эхнатона, но еще до того, как Харемхаб восстановил государственную власть.
Целью странствия мог быть только Ханаан. После того, как владычество Египта
рухнуло, туда хлынули орды воинственных арамеев, которые разрушали и грабили
все на своем пути и тем самым показали, где еще может найти себе место под
солнцем предприимчивый народ. Мы знаем об этих завоевателях из
корреспонденции, найденной в Амарне. Там они именуются "хабиру", и это имя
неизвестными путями перешло на еврейских завоевателей, "ивриим", которые
пришли позже и не могли еще упоминаться в текстах Амарны. Племена, наиболее
близкие к египетским евреям, также жили на юге Палестины, в Ханаане.
Предположенные нами причины Исхода в целом объясняют также вопрос об
обрезании. Мы знаем, как люди и народы относятся к этому древнему, почти
непонятному сегодня обычаю. Те, кто его не практикует, видят в нем нечто
