 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
объявив Моисея, а не другого основателя, ее провозвестником, в Кадеше сумели
не только удовлетворить претензии людей Моисея, но и с неменьшим успехом
изгладить из анналов неприятный факт его насильственного устранения. В
действительности совершенно невероятно, чтобы Моисей участвовал в церемонии
в Кадеше, даже если его жизнь и не была насильственно укорочена.
Здесь следует попытаться восстановить последовательность событий. Я
отнес Исход из Египта ко временам гибели Восемнадцатой династии (1350 год до
н. э.). Он мог произойти и несколько позже, потому что египетские хроники
включают последующий период анархии в правление Харемхаба - фараона, который
восстановил порядок и царствовал до 1315 года до н. э. Следующий - и
единственный - опорный пункт нашей хронологии дает стелла Мернепты
(1225-1215 до н. э.), на которой прославляется победа над Израилем
(Изирааль) и истребление его семени (!).
К сожалению, ценность этой надписи сомнительна: она доказывает лишь,
что израильские племена к тому времени уже осели в Ханаане. Ссылаясь на эту
надпись, Мейер справедливо заключает, что Мернепта не мог быть фараоном
времен Исхода, как это предполагалось ранее. Исход должен был произойти в
более ранний период. Вопрос о том, кто был тогда фараоном, кажется мне
несущественным. Тогда попросту не было никакого фараона, потому что Исход
совпал с периодом междуцарствия. Однако стелла Мернепты не помогает нам
установить дату братания племен и принятия новой религии в Кадеше. Мы можем
сказать только, что это наверняка произошло между 1350 и 1215 годами. Взяв
этот промежуток, предположим, что Исход имел место ближе к его началу, а
события в Кадеше - ближе к концу. Основную же часть промежутка мы отведем
тому, что случилось между этими двумя событиями. Потребовалось, разумеется,
значительное время, чтобы страсти, вспыхнувшие после убийства Моисея,
охладились и влияние людей Моисея, левитов, возросло до той степени, на
которую указывает компромисс в Кадеше.
Это могло занять, как минимум, два поколения, шестьдесят лет. Тогда
дата, указанная на стелле Мернепты, становится слишком близкой, а так как мы
знаем, что в нашей гипотезе одно предположение базируется на другом, мы
вынуждены признать, что тут в конструкции обнаруживается слабое место. К
сожалению, все, что связано с заселением евреями Ханаана, очень запутано и
неясно. Конечно, мы могли бы облегчить себе дело, допустив, что слово
"Израиль" на стелле не относится к тем племенам, за судьбой которых мы
следим и которые позже объединились под названием Израиля. В конце концов,
на них ведь перешло и название "Хабиру" ("ивриим"), упомянутое в период
Амарны.
Впрочем, когда бы ни произошло упомянутое объединение племен в народ
путем принятия общей религии, вполне допустимо, что это событие все равно
прошло бы незамеченным в мировой истории. Новая религия могла быть сметена
историческим потоком, Ягве занял бы свое место в той длинной процессии
умерших богов, которую так живо изобразил Флобер, а все двенадцать колен его
народа могли "затеряться" - не только те десять, следы которых так
настойчиво ищут англосаксы. Бог Ягве, с которым мидианитский Моисей связал
новый народ, вряд ли был особенно примечательным божеством. Грубый,
примитивный провинциальный божок, кровожадный и яростный, он обещал своим
поклонникам "землю, текущую молоком и медом", и повелел изгнать ее
обитателей "силой меча". Поистине поразительно, что, несмотря на все
исправления библейского текста, в нем осталось так много примет
первоначальной натуры Ягве. Нет уверенности даже, что его культ был
подлинным монотеизмом и потому отрицал божественность других богов. Вполне
достаточно было, что Ягве сильнее всех остальных. И если последующие события
пошли совсем иным путем, тому может быть только одно объяснение: некоторая
часть народа получила от египетского Моисея совершенно иную и более
одухотворенную концепцию Бога - единственного Бога, которому подчинен весь
мир, столь же вселюбящего, сколь и всесильного. Бога, который не терпит
магию и ритуал и провозглашает высшей задачей человечества жить по
справедливости и не по лжи. Ибо как бы скудны ни были наши сведения об
этической стороне религии Атона, бесспорно существен тот факт, что Эхнатон
