чем власть его покровителя и учителя Эхнатона; возможно, он порвал и связи с
солнечным божеством из Она, которые Эхнатон все еще сохранял.
Исход из Египта мы должны отнести к 1350 году до н. э. Все последующее,
вплоть до завоевания Ханаана, чрезвычайно неясно. Из того пробела, который
зияет здесь - а точнее, создан - в библейском тексте, современная
историческая наука выудила два факта. Первый, открытый Эрнстом Селлином,
состоит в том, что евреи, которых даже Библия характеризует как
жестоковыйных и непокорных, в конце концов, взбунтовались, убили своего
законодателя и вождя и отказались от навязанной им религии Атона, как это
прежде сделали египтяне. Второй факт, установленный Эдуардом Мейером,
состоит в том, что по возвращении из Египта эти евреи объединились с
родственными им племенами, которые жили в стране, граничившей с Палестиной,
Синайским полуостровом и Аравией, и там, в плодородном оазисе Кадеш, под
влиянием аравийских мидианитов, приняли новую религию вулканического бога
Ягве. Вскоре затем они уже были готовы к вторжению в Ханаан.
Связь этих двух событий друг с другом и Исходом весьма запутана.
Ближайшую историческую датировку дает стелла фараона Мернепты,
царствовавшего около 1215 года до н. э., где в числе покоренных им народов
Сирии и Палестины упоминается "Израиль". Если принять эту дату за конечную
точку, на весь период от Исхода остается около ста лет - с 1350 до 1215
годов до н. э. Возможно, однако, что название "Израиль" не связано с теми
племенами, за судьбой которых мы следим, и тогда мы в действительности
располагаем более продолжительным отрезком времени. Заселение еврейским
народом Ханаана наверняка не было быстрой единоразовой победой; то была,
скорее, череда успешных кампаний, которая должна была продолжаться
достаточно долгий период. Если отказаться от ограничений, налагаемых стеллой
Мернепты, можно с достаточной правдоподобностью принять тридцать лет, или
одно поколение, для периода Моисея (это будет грубо отвечать сорока годам
странствий в пустыне, о которых рассказывает Библия) и, по меньшей мере, два
поколения, а то и больше - до объединения в Кадете (иными словами: 1350-1340
до 1320-1310 для времени Моисея; 1260 или позднее - для событий в Кадеше и
1215 - для стеллы Мернепты); промежуток между Кадешем и выходом в Ханаан не
должен быть так уж долог. Как я показал в предыдущем эссе, еврейская
традиция имела свои причины сократить промежуток между Исходом и принятием
новой религии в Кадеше; наши выводы склоняют нас, наоборот, к
противоположному.
До сих пор мы обсуждали внешнюю сторону событий, пытаясь заполнить
пробелы в наших исторических сведениях - это было воспроизведением моего
второго эссе. Мы следовали за судьбой Моисея и его учения, которое лишь по
видимости было похоронено восстанием евреев. Из рассказа Ягвиста,
записанного около 1000 года до н. э., но, несомненно, опирающегося на более
ранние источники, известно, что объединение племен и принятие новой религии
в Кадеше было компромиссом, две стороны которого легко различимы и сейчас.
Один партнер был заинтересован лишь в том, чтобы скрыть новизну и чуждость
бога Ягве и обосновать его претензии на поклонение народа. Другой партнер не
желал отказаться от дорогих ему воспоминаний об Исходе из Египта и
величественной фигуры своего вождя Моисея; и он сумел выторговать место для
того и другого в новом каноне еврейской истории, сохранив, как минимум,
внешний признак моисеевой религии - обряд обрезания - и добившись
определенных запретов на употребление имени нового божества. Я уже говорил,
что люди, которые этого добивались, были, по всей вероятности, потомками
последователей Моисея (левитов) во втором-третьем поколении, еще хранившими
память о его живой традиции. Поэтические описания соответствующих событий,
которые приписываются Ягвисту и его более позднему сопернику, Элогисту, -
всего лишь своеобразные могильные плиты, под которыми навечно похоронена
правда об этих событиях, о сути моисеевой религии и насильственном
устранении ее основателя, - та правда, которую хотели скрыть от последующих
поколений. И если мы правильно ее восстановили, в ней не остается ничего
загадочного; напротив, это вполне могло быть окончательным завершением
моисеева эпизода в истории еврейского народа.
|