исполнения своих служебных обязанностей, то теперь у Вас есть возможность сделать для них
большее - стать образцом человечности».
Нескольких слов должно быть достаточно, чтобы показать: даже в таких случаях понятного и
явно оправданного отчаяния депрессию можно лишить обоснованности. Нужно только знать, что, в
конце концов, любое отчаяние основано на одном - на обожествлении, абсолютизации каких-то
ценностей (в вышепривед¸нном примере идолизируется ценность трудоспособности) [Мы рискнули бы
утверждать, что любой находящийся в отчаянии человек этим показывает, насколько он склонен нечто
обожествлять. Таким образом, он выда¸т свою склонность придавать абсолютную ценность,
абсолютизировать нечто, являющееся только условно ценным, имеющим только относительную
ценность... Итак, мы видим, что любая идолизация не только выда¸т себя в отчаянии, но и мстит за
себя. При вс¸м при том, любая абсолютизация относительных ценностей вед¸т к неврозу и любой
невроз сводится к абсолютизации каких-то относительных ценностей и к «краху иерархической системы
ценностей. Далеко не всякое отчаяние патогенно, как и не каждый невроз является «ноогенным».]. Саму
психотерапию в таких случаях (меньше всего мы надеемся, что смогли это показать) нельзя назвать ни
безнад¸жной, ни неблагодарной. Можно было бы спросить, ид¸т ли здесь речь о врачебной помощи.
Мы считаем, что именно о врачебной помощи в лучшем смысле этого слова. И не менее того, ибо как
сказал Клэзи (Klaesi) в своей ректорской речи о враче, которому приходится иметь дело с неизлечимым
больным: «Его высочайшая миссия начинается там, где кончается возможность излечения больного».
Забота врача о душе пациента предполагает помощь больному в том, чтобы он смог выстоять
перед лицом фатально неизбежных страданий. Речь не ид¸т о восстановлении трудоспособности или
способности наслаждаться жизнью (ибо обе эти способности в рассматриваемых случаях оказываются
неотвратимо утраченными), речь ид¸т о формировании способности вынести страдания.
Стойкость в страдании представляет собой не что иное как способность воплотить то, что мы
назвали позиционной ценностью. Не только созидание (соответствующее трудоспособности) может
придавать смысл бытию (в этом случае мы говорим о реализации созидательной ценности) и не только
переживание, противостояние и любовь (соответствующие способности к наслаждению) могут делать
жизнь осмысленной (в этом случае мы говорим об эмоциональной ценности), но и страдание. И здесь
речь ид¸т не просто о какой-либо возможности, но о возможности реализовать высочайшую ценность, о
возможности осуществить глубочайший смысл. Можно придать своей жизни смысл, совершив деяние
или создав произведение. Но можно придать жизни смысл, приняв в себя красоту, добро, истину или
одного-единственного человека во всей полноте его существа, в своей неповторимости и
единственности воспринять его как единственного и неповторимого, как Ты, то есть полюбить его. Но и
тот человек, который находится в трудном положении, не позволяющем ему реализовать
деятельностные ценности, вс¸-таки может придать своей жизни смысл через переживание, даже этот
человек может наполнить свою жизнь смыслом - тем, как он относится к этой своей судьбе, этому
своему тяжкому положению, как он принимает неизбежное страдание. Именно в этом ему дана
последняя ценность. Ибо в настоящем, подлинном страдании, в недуге, определяющем судьбу,
открывается человеку последняя, но величайшая возможность самореализации и осуществления смысла.
Жизнь имеет смысл до самого последнего вздоха, она сохраняет этот смысл до самого последнего
вздоха, ибо всегда да¸т возможность реализовать ценность именно в том, как человек относится к
предназначенному судьбой страданию. И мы постигаем при этом мудрость слов, произнес¸нных когда-
то Г¸те: «Нет положения, которое нельзя было бы облагородить или достижением, или терпением». К
этому мы должны добавить лишь то, что подлинное терпение, то есть истинное, настоящее страдание,
назначенное судьбой и определяющее судьбу, само по себе является достижением, высочайшим
достижением, которое может выпасть на долю человека. И там, где человек должен отказаться от
реализации созидательных или эмоциональных ценностей, и там он способен что-то «осуществить».
Разумеется, вопрос о реализации позиционной ценности и придании жизни смысла через
страдание вста¸т только тогда и только там, где страдание, как говорится, является фатальным.
Недопустимо, чтобы человек отказывался от оперативного лечения в случае операбельной опухоли,
пусть он даже готов терпеть и говорит, что принимает свои страдания мужественно и покорно. Такое
принятие страдания бессмысленно, потому что это страдание не является фатальным и неизбежным.
Только тот, кому пришлось столкнуться с неоперабельной опухолью, может реализовать позиционную
|