целостности которого, как мы уже говорили, существенное место занимает духовное). Очень хорошо
сказал однажды о логотерапии Рихард Кремер: до сих пор дух считался противником души, теперь же
дух стал нашим соратником в борьбе за здоровье души, потому теперь мы выступаем против болезни
тремя колоннами: соматотерапия, психотерапия и логотерапия.
Если мы называем психотерапию, которая не только не игнорирует духовное, но
непосредственно исходит из духовного, логотерапией, то логос предполагает духовное и тогда смысл
не мыслится только как религиозный смысл.
Психоанализ познакомил нас со стремлением к наслаждению, которое мы можем понять как
принцип удовольствия, а индивидуальная психология заставила нас поверить в стремление к власти в
виде честолюбия. Однако ещ¸ глубже коренится в человеке то, что мы называем стремлением, или волей
к смыслу его борьба за максимальное наполнение своего бытия смыслом.
Индивидуальная психология исходит из чувства неполноценности. Но современный человек
страдает не столько от чувства, что он менее значим, чем кто-то другой, сколько от чувства, что его
бытие не имеет смысла. Сегодня это чувство бессмысленности намного опережает чувство
неполноценности в этиологии невротических заболеваний. Мы полагаем, что нереализованность
притязаний человека в отношении осуществления смысла его бытия может быть не менее патогенна,
чем сексуальная фрустрация. При этом мы вс¸ время должны видеть возможность того, что даже в тех
случаях, когда на первом плане находится сексуальная фрустрация, на заднем плане стоит
экзистенциальная фрустрация: тщетные стремления человека к максимально осмысленному бытию,
которое сделало бы его жизнь достойной жизни. Только в экзистенциальном вакууме буйно разрастается
сексуальное либидо.
Агарофобия может быть не только проявлением гипертиреоза и симпатикотонии или
коллапсофобии при гипокортикозе с артериальной гипотонией, как в описанных выше случаях. Я могу
привести пример того, как страх пациентки был экзистенциальным страхом: «Бесконечность, - говорила
она, - меня подавляет; я теряюсь в ней, в ней такая беспредельность, что я как будто растворяюсь». Кто
при этом не вспомнит, как Паскаль говорил о сво¸м переживании бесконечного пространства или
выражение Шелера: «Бесконечная пустота пространства и времени - это пустота человеческого сердца».
Поскольку самое страшное для страха - это ничто, «бесконечная пустота пространства» занимает здесь
место этого ничто, эта пустота макрокосма кажется всего лишь проекцией внутренней пустоты,
экзистенциальной опустош¸нности - пустоты микрокосма. По сути - это отражение
бессодержательности личного бытия. Если же бытие бессодержательно или субъект такого бытия
«беспредметен», то есть нет такого предмета, который мог его экзистенциально наполнить, то этот
субъект становится своим собственным объектом - объектом самоотражения и самолюбования. Со
времен Хауга мы знаем: усиленного самонаблюдения достаточно для того, чтобы получить явления
деперсонализации. К тому же первоначальный страх накладывается на эту деперсонализацию как на
очевидную основу, и возникает то, от чего наша пациентка страдает больше всего - страх перед
психотическим заболеванием (тревожным признаком которого она считает деперсонализацию), то
есть психотофобия. В данном конкретном случае этому способствует то, что пациентка
неоднократно сталкивалась с ятрогенными факторами, которые ещ¸ сильнее окутывали е¸, как
коконом, психотофобическим страхом ожидания. В конечном сч¸те, страх однажды оказаться в
психиатрической больнице становился вс¸ сильнее. Терапия должна была соответствовать
структурной многомерности этого случая. Во-первых, нужно было учесть функциональный аспект:
страх, точнее готовность к страху, обусловлен вегетативными или эндокринными особенностями
пациентки. В соответствии с этим пациентка получила инъекции дигидроэрготамина. Данный
вегетативный компонент страха не имеет под собой основания, но имеет причину; основания
возникают сами собой это мнимые основания. Во-вторых, реактивный, ятрогенный аспект:
указанные мнимые основания являются следствием необдуманных высказываний врачей, которые е¸
консультировали, высказываний, исходя из которых, она сделала вывод, что е¸ психотофобия
обоснована, и страх является предвестником психоза. На этом «основании» у пациентки возникает
«страх перед страхом». В ходе психотерапии, направленной на этот вторичный, потенцируемый и
потенцирующий страх, пациентке было указано на те мнимые основания, которые способствовали
формированию у не¸ страха перед страхом, на фактическую необоснованность психотофобии, на
|