 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
— Прекратите это! Прекратите! Вы меня так смущаете. Перестаньте, пожалуйста,
перестаньте.
— Луиза, я не хочу причинять вам беспокойство, но вы все еще, насколько я могу
сказать, не нашли время заглянуть внутрь себя и почувствовать свои собственные мысли и
переживания. Вы все еще думаете о том, что я делаю, и когда вы это делаете, то
запутываетесь в том, что я могу желать или ждать от вас.
— Да, это так. Подождите! Дайте подумать. Я только что согласилась с вами, потому что
действительно согласна или потому что хотела выглядеть понятливой? Подождите!
Подождите! О, я не могу... Я действительно не могу понять различие. В конце концов, вы
пытаетесь помочь мне, так для чего вам говорить мне что-то... Нет, я вижу, куда это ведет.
Я не знаю, Джим, не знаю! — Последние слова Луиза произнесла, всхлипывая, и из глаз
полились слезы. Она выглядела ужасно несчастной.
— О, это ужасно. Я как будто хожу кругами внутри самой себя. Как будто у меня
кружится голова. Да, как будто я не могу сохранить равновесие. Когда вы продолжаете
давить на меня таким образом, я как будто не могу... Не могу... Как будто пол уходит из-под
ног, и я падаю, но прежде, чем упаду, он снова переворачивается, и я падаю куда-то еще,
и... О, черт побери, Джим! Это бесит меня!
— Вам кажется, что описание ваших чувств — именно то, чего я добиваюсь от вас?
— Что? О! Вы опять за свое. Ну, честно говоря, в этот самый момент мне наплевать! О!
О Боже, о! — Она остановилась, ее лицо передернулось. Она бросала на меня взгляды,
отодвинувшись назад. Внезапно она встала, слезы лились по ее лицу. — О Боже! — Луиза
задыхалась. — Я не могу этого вынести! Я хочу убежать, просто убежать отсюда. Я хочу
убежать от вас и от себя.
— Скажите мне, Луиза. — Спокойнее, спокойнее. Важно, чтобы мой тон передавал: то,
что она делает, правильно и необходимо. Но не усиливает ли это зависимость? Не думаю,
что существует какой-то другой путь. Она должна пройти через это.
— На минуту я почувствовала, где нахожусь. Когда я описывала головокружение и
какую-то непрочность внутри себя... Тогда я знала, но считала, что вы можете думать об
этом или обо мне. Затем, когда вы спросили, я почувствовала: что хорошо бы сказать вам,
что меня не беспокоит, что´ вы думаете. Но внезапно ужасно испугалась. Я была уверена:
вы рассердитесь на меня, и в то же время знала, что не рассердитесь. И все же
одновременно я думала: вам будет приятно, что я знаю, что вы не рассердитесь. А затем я
подумала: вам не понравится, если я буду думать о том, что вам приятно, а затем... И я
начала чувствовать, что задыхаюсь, и вынуждена была встать, и хотела убежать, и часть
меня все еще хочет сделать это. О, пожалуйста, не делайте так больше, по крайней мере,
сейчас. — Она опустилась на кушетку.
— Я вас слышу, Луиза.
— Но, Джим... Джим, я знаю, что рано или поздно нам придется пройти через это. И
через гораздо большее. Я ненавижу это. Я ненавижу вас в тот момент, когда вы вызываете
у меня головокружение и страх, но хочу снова пройти через это, и еще, и еще! — Она
говорила очень настойчиво, сердито и решительно. Мои глаза внезапно увлажнились: я
был растроган ее мужеством.
__________
Мы провели много сеансов, на которых концентрировались на постоянной потребности
Луизы быть приятной, и на том, как это блокирует доступ к ее внутреннему осознанию.
Когда мы работали над тем, как она пыталась угодить мне прямо в момент наших
разговоров (как на сеансе, который я описал выше), Луиза испытывала сильную душевную
боль и тревогу. Для нее важно было пройти через это, чтобы освободиться, но мы
вынуждены были учитывать, сколько переживаний она может выдержать с пользой для
себя за один сеанс. Все же постепенно Луиза добивалась все большего доступа к своему
внутреннему центру, к своему внутреннему видению.
Чтобы помочь ей в этой борьбе, я убедил Луизу присоединиться к терапевтической
группе, и она сделала это с явной неохотой. Она снова вынуждена была угождать, и
быстро завоевала почти всех в группе. Но постепенно и здесь ее навязчивость начала
ослабевать.
19 марта
