 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
— О, вероятно, у меня будут моменты, когда я не буду чувствовать себя так же хорошо,
как сейчас, но...
— Но? — Она знала, но не хотела знать.
— Ну, я действительно не знаю, зачем это нужно. И, кроме того, не хочу думать об этом
теперь. Наконец-то я чувствую себя лучше и хочу оставаться с этим чувством. По крайней
мере, пока это возможно. Так почему вы пытаетесь меня расстроить? — Ее тон не был
столь уверенным, как слова. Она явно пыталась убедить не только меня, но и себя.
— Кажется, вам трудно представить себя изменчивой.
— Мы справились с некоторыми проблемами, — возразила она, — и теперь они решены,
так зачем возвращаться к неприятным чувствам? Разве вы не думаете, что мы избавились
от некоторых проблем, когда я рассказала вам о том периоде, когда моя мать пила?
— Нет.
— Нет? Так какая же тогда польза от того, что мы делаем, если вы говорите “нет”? —
Она была раздраженна и собиралась превратить этот спор в перебранку.
— Вас злит, когда я перестаю рассматривать вас как некую машину, из которой мы
можем вынуть сломанные детали и вставить новые, чтобы она работала лучше.
— Не понимаю, что вы имеете в виду. Вы просто пытаетесь запутать меня.
— Кейт, вы по-прежнему считаете себя машиной и думаете, что то, что вы чувствуете,
является продуктом ее работы. Вы ожидаете: то, как вы чувствуете себя сейчас, будет
отныне продолжаться вечно.
— А почему бы и нет? Разве не в этом состоит задача психотерапии? Разве я пришла
сюда не для того, чтобы выяснить, что меня расстраивает, исправить это и потом
чувствовать себя лучше?
— Конечно, если так формулировать, придется ответить “да”. Но это заблуждение.
Подумайте по-другому, Кейт. Вы можете представить себя не машиной, а рекой?
— Рекой?
Я не очень верю в лекции, но иногда они помогают пациенту понять, что мы делаем и
на какой стадии процесса находимся. Кроме того, сам характер Кейт заставлял меня
постоянно пускаться в объяснения. Возможно, это вполне нормально, но я испытывал
тайное чувство вины. Я полагал, что действительно хорошему терапевту не следует так
много говорить. И все-таки момент выглядел подходящим для того, чтобы попытаться дать
Кейт другое представление о том, что ее ожидает, и, возможно, для создания основы, к
которой можно будет апеллировать, когда в будущем у нее возникнут неизбежные
эмоциональные кризисы.
— Да, рекой. Река никогда не бывает одинаковой. Она все время течет, движется. Вода
в реке в любой данной точке сегодня не такая, как завтра. Кроме того, река течет иногда
на солнце, иногда в тени; иногда в городе, иногда в лесу. Сама суть реки в изменении,
течении.
— Я уверена, что это очень поэтично, но не понимаю, какое это имеет отношение к
моему хорошему самочувствию. — Она была не готова понимать меня на более
эмоциональном, скрытом уровне.
— Вы как река, Кейт, и сейчас вы счастливо течете по солнечной местности. Наступит
день, когда вы окажетесь в тени и под дождем. Но будут и другие солнечные дни после
этого. Никогда не может быть совершенно одинаково.
— Мне это не нравится. Совсем не нравится. Почему я не могу сделать все, что
необходимо, чтобы преодолеть несчастье и добиться хоть немногого счастья, на какое я
еще могу рассчитывать?
— Нам всем хотелось бы этого, Кейт. Мне бы, во всяком случае, точно хотелось. Но,
насколько мне известно, так не бывает.
__________
Мы снова работали вместе, но каждый по-своему. Кейт продолжала бояться
эмоциональной вовлеченности, которая оказалась бы решающей для успеха нашего
предприятия. Она боялась отказаться от придающего ей кажущуюся безопасность
убеждения, что каждое новое ее состояние — то, что она будет отныне испытывать
постоянно. Кейт, как альпинист, который карабкается по крутому склону, надеясь, что
каждый выступ скалы может стать местом, где он, наконец, разобьет лагерь и отдохнет, но
всякий раз обнаруживает, что места слишком мало, а опасность слишком велика, и
