 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
Как сказала о себе сама Кейт, она чувствовала себя “окаменевшей”, твердой,
неуступчивой и неизменной. Она не только пыталась обрести безопасность в этой
“окаменелости”, но и пришла к внутреннему убеждению, которое работало как
самоподтверждающееся пророчество: “Я такая, и не могу быть другой, не могу
измениться”. Это убеждение незаметно пронизывало все ее мышление и само по себе
стало главным препятствием в терапевтической работе. Так, она обратилась за терапией
якобы для того, чтобы измениться, но на самом деле была твердо убеждена в собственной
неизменности. Кейт хотела восстановить свою способность эффективно работать, никак
при этом не изменяясь сама — примерно так, как она могла бы отдать в починку туфли, не
ожидая, что этот ремонт как-то повлияет на нее.
Кейт обладала внутренним видением в столь незначительной степени, что полагалась,
главным образом, на “рациональное” мышление и очень мало — на субъективное
осознание. Так, хотя она и чувствовала себя одинокой, подавленной и боялась близости,
но убедила себя в том, что просто такая сама по себе; она и не думала о том, чтобы
изменить свой образ жизни. Она не могла себе представить, как можно чувствовать по-
другому. Когда, после ее рыданий в моем кабинете, Кейт пережила прорыв, период
озарения и относительного эмоционального освобождения, она, разумеется, очень этому
радовалась. Однако вскоре стало ясно, что в глубине ее бессознательного по-прежнему
действует то же убеждение в неизменности. Только теперь она была уверена, что
преодолела свои трудности и что это новое субъективное состояние будет продолжаться.
Подобное убеждение сильно меня беспокоило, потому что показывало: ее внутренний
образ самой себя остался неизменным, и я знал, какой опасной может быть ее реакция,
когда следующее изменение чувств вновь приведет ее к неприятным эмоциям. Я знал: рано
или поздно такая перемена обязательно наступит.
7 февраля
— Сегодня утром я проснулась с таким приятным чувством. — Кейт улыбнулась, слегка
сморщив губы. Она казалась ребячливой в своей радости. — Я долгие годы не просыпалась
с радостью. Я не знаю, как это случилось, но я просто почувствовала, что готова начать
этот день. Я не просматривала свою почту несколько месяцев, а теперь мне стало
любопытно ее прочитать. Я собрала целую коробку писем, и чувствовала себя так, как
будто собиралась найти в этих конвертах нечто интересное, услышать людей, о которых не
вспоминала все эти месяцы.
— Угу. — Я пытался лучше понять ее внутренние чувства. В каком-то смысле Кейт
скользила по поверхности, и я чувствовал беспокойство, слушая ее. Временами кажется,
что скрытая задача терапевта состоит в том, чтобы все извращать. Если пациент
несчастлив, терапевт предполагает, что существует другая возможность; когда пациент
говорит, что счастлив, терапевт начинает шарить повсюду в поисках скрытого несчастья;
когда пациент говорит о других людях, терапевт настаивает, чтобы он сосредоточился на
себе, а если пациент вспоминает прошлое, ненасытный терапевт требует обратить
внимание на настоящее.
— У меня столько планов, я столько хочу сделать. Неожиданно я обнаружила, что моя
работа снова меня интересует. Я получила новое задание, связанное с аминокислотами, и
действительно думаю, что мне понравится над ним работать. Представляете? Я собираюсь
получать удовольствие от работы! — Она улыбнулась, радуясь своим собственным
чувствам.
— Кейт. — Мой голос был очень мягким, потому что мне совершенно не хотелось, чтобы
ее воздушный шарик, наполненный радостными чувствами, лопнул. — Кейт, это звучит так,
как будто вы справились со всеми плохими чувствами.
Она молчала, но улыбка быстро сошла с ее лица. Я ждал. Кейт казалась довольно
спокойной. У меня возникло впечатление, что она избегает любых мыслей, чувств и даже
движений.
— Что происходит, Кейт?
— Ничего, совсем ничего. — Она попыталась улыбнуться, но улыбка была другой. — Я
просто думала о том, что вы сказали.
— О-ох. И что же вы думаете?
