 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
— Ну, этот ребенок — ее зовут Таня, нелепое имя для девятилетней девочки, — каким-
то образом втянула меня в разговор. И, знаете, я действительно была очарована! Я нашла
ее просто прелестной и очень умной. Уже через минуту я объясняла ей суть нашей
исследовательской программы — представляете, девятилетней! Но я уверена, что она
поняла! Она кажется не по возрасту развитой, но не чрезмерно...
Кейт остановилась, размышляя. Я почувствовал, что ее настроение изменилось. Она
показалась внезапно чем-то невероятно уязвленной.
— В чем-то она казалась старше, а в чем-то... — Я оставил предложение
незаконченным, с вопросительной интонацией.
— Да, в чем-то... — Кейт по-прежнему была погружена в свои внутренние ощущения. —
В чем-то другом она казалась даже моложе своих девяти лет. Возможно, это потому, что
она была так изуродована и беспомощна. Я каким-то образом физически почувствовала ее
беспомощность. И это заставило меня ощутить... — Внезапно она прервалась, и я
почувствовал, что она может заплакать. Кейт плакала до этого всего один или, возможно,
два раза, и тогда в ее чувствах было больше горечи, чем печали. Теперь это была явно
другая Кейт.
— Она заставила вас почувствовать... — мягко, совсем мягко подсказал я.
—
О, не знаю. — Слезы все еще были близки, но их сменил гнев. Теперь осторожнее!
— Вам легче рассердиться сейчас, чем позволить проявиться своему подлинному
чувству, Кейт, — я произнес это обычным голосом, без вызова.
— Я почувствовала себя матерью! Вот! Я это сказала. Вы довольны? — Она подняла
голову и посмотрела на меня с вызовом. Я смотрел в ее покрасневшие, полные боли глаза,
стараясь не отводить взгляд, и ничего не комментировал.
— Вы по-прежнему хотите проявить свой гнев, чтобы избавиться от своих нежных
чувств. — На этот раз она работала со мной.
— Все равно, какая от них польза! — Кейт немного смягчилась, и в уголках ее глаз
появились слезы. — Что мне это даст теперь, если я начну сожалеть о детях! Я слишком
стара. Слишком стара, и вы это знаете. Так зачем бередить все это? — Гнев спал, под ним
явно обнаружилась боль.
— Вы пытаетесь убедить себя, что слишком стары для того, чтобы иметь своих детей, и
поэтому к чему жалеть, верно? — Я не руководил сейчас. Кейт была самой собой.
— Да, да. — Слезы брызнули сильней, а гнев совсем ослабел. — Просто в этом нет
никакой пользы.
— Кейт, вы делаете именно то, что вам нужно делать. Перестаньте мешать самой
себе. — Я сказал это твердо, но тепло. Казалось, я поддержал ее, но я знал, что она
испугается проявления слишком сильной нежности и отступит. Во мне поднималась волна
чувств.
— У меня возникла нелепая мысль, что я, возможно, могла бы удочерить этого ребенка!
О, меня бесит, что я это говорю! — теперь она всхлипывала.
— Вам так трудно просто отдаться своим эмоциям и не управлять ими, не пытаться быть
рассудительной и бесчувственной. — Я был настойчив, но проявлял понимание.
— Да, да. О, Боже! — Кейт перестала говорить и разрыдалась. Я сидел молча, пока
рыдания сотрясали ее. Она плакала несколько минут, а потом, когда она смущенно
взглянула на меня, гнев исчез. Удивленным голосом она произнесла:
— Я чувствую себя так, как будто у меня был ребенок, и он умер.
Мои глаза наполнились слезами.
— Да, Кейт, дети, которых вы могли бы иметь, умерли. Это так же верно, как то чувство,
что они были у вас, и вы их потеряли. И вы делаете то, что должны делать — оплакиваете
их.
Эти слова вызвали новую волну рыданий, и, казалось, Кейт так страдает, что я не мог
больше сдерживать своих собственных слез. Я потянулся за салфеткой из ее коробки, и
она внезапно увидела, что я плачу. Это еще больше усилило поток ее слез. Кейт сидела на
краешке кушетки, и я поднялся со своего кресла и сел рядом с ней. Она наклонилась ко
мне, — невероятная вещь для сухой, формальной Кейт — и я обнял ее. Она прижалась,
горько рыдая, и у меня самого по щекам потекли слезы.
_______
