 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
двенадцать лет. Вы знаете, какой у нас был прирост в прошлом году? Ну, дело не в этом,
но...
— Кажется, вы говорите о том, что если бы я знал ваш прирост, я бы понял, как хорошо
вы работаете.
— Да. Хм-м. Что-то вроде этого. Нонсенс, конечно. Но я хорошо работаю, или... Но,
ребята, это фиаско с Сан Антонио! Хм-м. Не знаю, то ли у меня стала слабая голова, то
ли...
— Может быть, вы не то, что вы о себе думали.
— Может, и так... Эй! Хм-м. Скажите, что вы предполагаете?
— А что вы думаете?
— Я не знаю. Ну, да, знаю. Хм-м. Возможно, я вовсе не прирожденный гений этого
бизнеса. Возможно, я не гарантирую успех. Это похоже на правду, не так ли?
— Это так? — Я спрашивал заинтересованно, но оставлял всю инициативу ему.
— Да, да. Хм-м. Возможно, это вовсе не то, что я собой представляю. Но тогда кто я? Я
не знаю. Постойте, постойте! Я тот парень, который только что завалил всю сделку с Сан
Антонио. Я тот парень, чья компания теперь вертится, как уж на сковородке! Как вам это
нравится? — Возбужденно: — Эй! Как насчет этого? Я ищу свою идентичность. Я —
растяпа, который зевнул восьмимиллионный контракт. Возможно, я гений, который только
что разрушил превосходную компанию. Я имею в виду, что у нас странный бизнес. Если
пойдет слух, что мы оступились, мы можем больше никогда не получить хорошей работы. Я
знал, что это случится... — Его воодушевление угасло.
— Итак, кто же вы?
— Я дерьмо, вот я кто. Хм-м-м. Нет, это по-прежнему я. — Возбуждение
возвращалось. — Я тот тип, который развалил свое самое успешное и многообещающее
предприятие. И я все еще существую... Все еще существую... Что за черт, я все еще здесь,
хотя я уже не тот парень, каким казался самому себе и многим другим людям. И при этом я
не чувствую себя слишком испуганным. Хм-м. Я все еще здесь. Я что-то делаю. Ха! Я по-
прежнему здесь.
Я восхищался Лоренсом. В самом деле, он был здесь, потому что преодолел огромный
раскол своей личной идентичности. С одной стороны, он был прикован к вещности, к
атрибутам и достижениям. Он предавался на волю случая и неустанно пытался выстроить
безопасное убежище из песка своих действий и их результатов. Оно казалось прочным,
потому что покоилось на том, что видимо, осязаемо и сообщаемо. Но личность, основанная
на объективации, на самом деле наиболее уязвима; однако именно эту модель личности
Лоренс, как и большинство из нас, усвоил с раннего детства. С другой стороны этого
огромного водораздела Лоренс открыл возможность подлинной свободы, свободы
выражать свое бытие в любой момент, не волоча за собой тяжелый, неподвижный панцирь
прошлого. Зная, кто мы, мы не нуждаемся в том, чтобы увидеть себя, потому что мы и есть
сам процесс видения; мы не полагаемся на то, что сделали, потому что знаем, что были
этим действием, но больше не являемся им. Это личность, которая подлинна в самом
глубоком смысле. И, как еще обнаружил Лоренс, она снижает нашу уязвимость перед
превратностями успеха и неудач, одобрения и неодобрения.
Когда мы пытаемся найти свою идентичность исключительно с помощью внешних
чувств — того, что мы можем видеть и слышать, например, наших титулов, денег или
достижений, — мы прикованы к объективному и уязвимы для времени. Когда мы открываем
свое внутреннее видение, когда мы настроены на свое собственное переживание и
признаем его центральное место в нашем бытии, тогда мы становимся по-настоящему
свободными. Я — это нечто намного большее, чем источник внутренней информации; это
прочный фундамент нашего сознательного существования. Таким образом, когда мы
находимся в своем собственном центре, внешние сигналы не обесцениваются, но они
больше и не доминируют.
27 августа
Теперь пришло время, когда Лоренс переживал частые смены настроения. Иногда он
бывал восхищен новым чувством собственной идентичности, не связанной с тем, что он
делал и хорошо ли он это делал. В другое время это понимание казалось ему
бессмысленным, как и многие пустые слова. Иногда он приближался к прежнему
переживанию страха небытия, но снова наступали периоды, когда он был спокоен и
