 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
У психотерапии свой путь в околесице гуманитарных проблем современности, свой голос
и своя интеллектуальная стать. И, в частности, своя система экзистенциальных и
культурных ценностей, иногда — не слишком обязательно — называемых “внутренними”,
“личностными”, “субъектными”, “архетипическими” или просто “психическими”, но
определенно составляющими автономное и легко опознаваемое ценностное ядро. Вокруг
него постепенно кристаллизуется та своеобразная экзистенциальная прагматика
психотерапии, то присущее ей многообразие мотивов и целей обращения к
психотерапевтическому праксису — к самореализации, личностному росту, душевно-
телесной цельности, человеческой подлинности и совершенству, которое А. Маслоу удачно
окрестил “евпсихией”², что по-русски могло бы звучать как “благодушие”.
Нет ничего удивительного в том, что — по молодости своего профессионализма (в его
современном виде) — психотерапия выражает самосознавание своего пути и этой своей
стати чаще всего проектно и символически, обращаясь к той или иной базовой метафоре
(как делает и наш автор, не обинуясь говорящий о “шестом чувстве”). Впрочем, как раз в
случае психотерапии опора на метафору не может служить упреком в методологической
некорректности, ибо метафора проработана здесь как вполне правомочный элемент
профессиональной коммуникации всех участников психотерапевтического процесса (от
“человека с улицы” — до супервизора-концептуалиста).
Итак, шестое чувство, под которым автор, следуя складывающейся на наших глазах
психотерапевтической концептуалистике, подразумевает внутреннее сознавание. Чувство,
современным человеком то ли уже потерянное, то ли еще не найденное. И непременно
вожделеемое.
Работу, связанную с пониманием того, в чем состоит смысл гипотетической потребности
в этом чувстве для современного человека, равно как и объяснение того, что за механизм
производства субъективности в нашем мире заставляет ученого-психолога и практика-
психотерапевта считать эту потребность объективной, автор возлагает на нас с Вами,
уважаемый читатель. Не станем роптать на непомерность этой задачи и будем благодарны
за предоставленную нам возможность задуматься о вещах столь значительных.
Последуем в этом за автором, не забывшим подчеркнуть “важность нашего утраченного
чувства, внутреннего осознавания, которое позволяет каждому из нас жить с более
истинным пониманием своей уникальной природы” и напомнившим нам, что “это утраченное
чувство есть прямой путь к наиболее глубокому постижению смысла бытия и вселенной”.
Отнесемся также с доверием к “неслабому” суждению практикующего психотерапевта (а не
философа, скажем) о том, что “когда я полностью сознаю свое бытие — включая свои
чувства относительно своего способа существования и того, как я в действительности хочу
жить, — настоящая работа заканчивается”.
Но в тот момент, когда на страницах этой книги автор обратится к нам не как к
интересующимся профессиональными проблемами психотерапии, а как к “интеллигентным
читателям”, то есть обратится прямо к нашему внутреннему сознаванию (чувствованию и
пониманию), заметим: тут речь начинает идти уже не о психотерапии как помогающей
профессии, а о той возможной самопомощи, которую мы только сами могли бы себе
оказать; и не о той или иной профессиональной роли психотерапевта, а о нем как о
новоявленном культурном герое, поверх цеховых барьеров обращающемся к каждому из
“людей доброй воли”. И к этому голосу в хоре современной культуры, по моему ощущению
времени, стоит прислушаться отнюдь не первым слухом.
Покуда мы соглашаемся с тем, что “психотерапия на самом деле, — как пишет наш
автор, — есть ускоренный образовательный процесс, направленный на то, чтобы достичь
зрелости, задержавшейся на двадцать, тридцать или более лет из-за попыток жить с
детским отношением к жизни”, мы остаемся в пределах вполне понятного для молодой
профессии просветительского пафоса. А вот когда нам говорят, что “сознавание является
фундаментальной природой человеческой жизни”, то мы, именно как “интеллигентные
читатели”, вправе прибегнуть к своей онтологической интуиции (убеждениям и вере) и
задаться вопросом о правомерности подобной гуманитарной интервенции в круг жизни и
самопонимание каждого из нас.
2
Маслоу А. Дальние пределы человеческой психики. М., Евразия, 1997, с. 238—250.
