 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
— Что вы имеете в виду? Я вас просто не понимаю. Я знаю, что вы не пытаетесь
разозлить меня, но, мне кажется, вы говорите, что он не виноват в моих страданиях.
— Я этого не говорил. Я ничего не говорил о вине. Однако вы так озабочены виной, что
это ограничивает вашу способность слышать то, что он говорит вам.
— Я очень хорошо слышу, что он говорит. Берт просто пытается еще и рыбку съесть...
Пытается сказать, что нет ничего страшного в том, что он переспал с Элен, потому что он
сожалеет, что причинил мне боль. Ну, меня этим не купишь! А вы, вы, кажется, тоже
говорите, что он не виноват. Ну, а кто же тогда виноват, если не он? Я? Наверное, я
виновата в том, что Берт и Элен спали вместе. Вы это пытаетесь мне сказать?
— Вы по-настоящему разозлились на меня за то, что я не согласен с вами, не так ли?
— Ну, я бы не сказала “разозлилась” — скорее, разочарована. Я имею в виду, что это
просто несправедливо. Я не имею в виду, что вы несправедливы. Я знаю, вы пытаетесь...
— Дженнифер, когда вы рассказываете мне о том, какой Берт ужасный человек, вы
себя не критикуете и не исправляете то, что хотели сказать. Но в тот момент, когда вы
начинаете говорить о себе и о своих собственных чувствах, вас начинает терзать все тот
же критик.
— Не знаю. Может быть. Я не очень хорошо понимаю, что вы имеете в виду, но хочу
знать, утверждаете ли вы, что я виновата в том, что Берт спал с Элен? — сердито, с
вызовом произнесла она.
— Ну, а вы? — я решил принять вызов.
— Нет, конечно, нет! Что за ужасная мысль! Почему я должна...?
— Кто сказал это? — Я говорил резко и настойчиво.
— Вы. И не играйте со мной в ваши хитрые игры... — Она была вне себя от гнева.
— Дженнифер, перестаньте, пожалуйста!
— Перестать что? — теперь она не уступит.
— Сейчас вы в гневе бросаетесь в разные стороны и совершенно запутываете
разговор. — Я был раздражен.
— Что я делаю? Вы один виноваты в том, что все запуталось. Вы обвинили меня в том,
что Берт переспал с Элен. Почему вы обвиняете меня?
— Вина, вина, вина! Кажется, единственное, что имеет для вас значение, — это ведение
счета. Кто виноват? Кажется, вас не слишком беспокоит то, что происходит с вашей
жизнью, с вашим браком, с нашими отношениями, с вашей терапией. Лишь бы занести
штрафные очки в ту большую небесную книгу. А как насчет чего-нибудь другого — помимо
вины? — я был зол и требователен.
— Теперь вы обвиняете меня! Это так несправедливо! Несправедливо! Вы обвиняете,
потому что мы сейчас запутались. Надеюсь, вы довольны.
— Это звучит так, как будто вы обвиняете Берта. — Внезапно я понял это. А она
поймет?
— Но вы... вы... Верно! Я веду себя сейчас совсем как с Бертом!
— Вам так важно, кто виноват, — сказал я уже мягко; внезапное прозрение было
болезненным и хрупким.
— Это все, что у меня есть. — Почти плача. — Он отнял все остальное. — И она
разрыдалась.
Пока Дженнифер плакала, я испытывал противоречивые чувства. Ее слепая
озабоченность виной и обвинениями бесила меня, но одновременно казалась — в точности,
как она сказала, — единственной вещью, которая у нее оставалась. Конечно, обвинение —
не единственная вещь, но как раз этого-то она и не могла понять, поскольку оценивала все
поступки и события с точки зрения того, кто виноват. Если бы я только мог помочь ей
почувствовать хотя бы часть ответственности за ту ситуацию, в которой Берту
потребовались отношения с Элен, то Дженнифер смогла бы почувствовать себя кем-то
большим, чем невинная и беспомощная жертва, тогда она смогла бы понять, что имеет
власть и не нуждается в том, чтобы вести счет чужим грехам.
Я надеялся, что болезненное прозрение Дженнифер, касающееся ее цепляния за
обвинения, позволит ей избавиться от навязчивой озабоченности, что она делает что-то не
так. Но вскоре стало ясно, что требуется нечто большее. Конечно, прозрение помогло, но
первый настоящий прорыв произошел в другой области. Возможно, потому, что в своей
профессиональной ситуации Дженнифер была менее травмирована и встревожена, чем в
семейной и личной жизни, она быстрее достигла там более широких перспектив. Прошло
