 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
шесть месяцев после разговора, в котором она “услышала”, что я обвиняю ее за измену
Берта. За это время она достигла больших успехов в снижении своей постоянной
разрушительной самокритики. Эти месяцы были наполнены трудной борьбой Дженнифер со
своей критической навязчивостью. Постепенно, благодаря многим победам и поражениям,
она начала всерьез менять свое отношение к себе и к другим. Никакой быстрый и
драматичный терапевтический маневр не мог бы заменить этого утомительного,
длительного, но обязательного процесса.
19 ноября
В этот день, после обсуждения каких-то других проблем, Дженнифер перешла к рассказу
о разговоре со студенткой своего колледжа. Когда она закончила, я предложил, чтобы
Дженнифер повторила первую фразу, которую она сказала в качестве окончательного
решения, принятого относительно своей студентки.
— Насколько я могу вспомнить, фраза была следующей: “Я рада, что вы объяснили мне,
почему хотите так поступить, но у меня и в самом деле нет выбора. Правила ясны”.
Примерно так я ей сказала. — Она казалась беспокойной и говорила как бы защищаясь —
словно я собирался критиковать ее.
— Что вы имели в виду, Дженнифер, когда так говорили со студенткой? Не могли бы вы
сформулировать базовое послание?
— О, я хотела сказать ей... Подождите! Дайте подумать... — Пауза. — Ну, полагаю, в
сущности я говорила: “Это жестоко, дитя мое, но таковы ограничения, и правила не
говорят нам ничего о плохих, хороших или объективных причинах. Они просто говорят: “Вы
делаете то-то и то-то, и тогда с вами случается то-то и то-то”. Ничего личного... Полагаю, в
этом заключается суть послания. Нет, может быть... Да, полагаю, да.
— Вы заметили, каким суровым стал ваш голос, когда вы пересказывали свое
сообщение и особенно когда вы сказали: “Вы делаете то-то и то-то, и тогда с вами
случается то-то и то-то”?
— Я не заметила, но это неудивительно. — Упавшим голосом. — Разумеется, мне не
нравится быть жестокой с людьми, особенно с людьми, которые не хотели нарушать
правила или вызывать неприятности.
— Почему же вы жестоки?
— О, зачем вы меня мучаете! — Она села на кушетку и посмотрела на меня. Она была
готова расплакаться, но одновременно была рассержена. Я не ответил. — Вы прекрасно
знаете, что это не потому, что я так хочу. Но правила совершенно недвусмысленны
относительно таких вещей.
— На самом-то деле ваше присутствие излишне.
— Что вы имеете в виду? — Ее голос зазвучал гневно и протестующе.
— Именно то, что сказал: ваше присутствие излишне. Правила осудили студентку и
вынесли ей наказание. Вы просто посредник, скоро придумают компьютер, который будет
применять правила, и тогда вы вообще не понадобитесь.
Я спрашивал себя, не набросится ли она в ярости на меня, но вместо этого ее лицо
застыло с выражением огромного напряжения — как будто она пыталась понять меня. Я не
хотел, чтобы она терялась, пытаясь сообразить, что я сказал.
— Слушайте, Дженнифер, не рассматривайте это как головоломку. Подумайте, что вы
сказали студентке. Вы пытались быть заботливой, но то, что вы на самом деле сказали,
оказалось чем-то вроде: “Мое понимание — человеческое понимание — вашей ситуации на
самом деле неважно. Если бы оно было важным, это понимание помогло бы вам. Но
правила сильнее нас”. Вам не нравится такой способ выражения, Дженнифер, но мне
кажется, все сводится именно к этому.
Она по-прежнему молчала, но теперь на ее лице снова появились признаки гнева.
Женщина сделала глубокий вдох.
— Вероятно. Однако я не понимаю, что вы хотите, чтобы я сделала. Что же еще я могла
сказать?
— Не знаю. Но давайте сейчас остановимся на том, что вы сказали, потому что это
поможет нам понять, что вас донимает, бесит и одновременно расстраивает.
— Я действительно сейчас немного рассердилась, но не могу понять, почему.
