...Два женских голоса: мелодично-высокий, нежно-небесный - это моя мама, она пела чудесно...
и голос пониже, потверже, с нотками веселой иронии - бабушкин. Они были со мной раньше и ближе
всех и вошли в мое существо. Все остальное уже с примесью расстояния...
...Какой-то трехногий обшарпанный стул. Чей-то огромный башмак. Собачья морда,
склонившаяся над коляской. Пара наклоненных задов крупным планом...
Словно ходил начинающий фотограф, пробовал аппарат, снимал что попало. А уже после этого,
идиотически-безразличного, запоминается то, что не получается, затруднительные и отчаянные
положения, когда события решительно ополчаются против тебя, а чуток спустя, когда выход находится,
и жизнь опять бежит гладко, память нетерпеливо машет рукой: ну, это уже неинтересно, проваливается
и вылезает у нового испытания...
...Этот мир назывался Домом. И в нем были вы - большие, близко-далекие, и я верил вам. Мы
были одно.
А потом что-то случилось. Появилось ЧУЖОЕ. Как и когда, не помню; собака ли, с лаем
бросившаяся, страшилище в телевизоре или тот большой, белый, схвативший лапищами и полезший в
рот: «Покажи горлышко!..»
Вы
пугали меня, когда я делал «нельзя», и я стал бояться. Когда вы уходили, Дом становился
чужим: кто-то шевелился за шкафом, шипел в уборной...
...в солнечный день вбегаю со двора в наш дачный дом - ноги, еще не очень послушные, несут
меня сами, топ-топ, топ-топ - и вдруг черная дыра: с разбегу влетаю в зев подпола, ноги неудержимы,
обрыв сознания...
Меня сразу вытащили, ничего не сломал, было лишь легкое сотрясение мозга... Но с этого мига
затаилась во мне стерегущая чернота... Не люблю спать взаперти... Смерть, она была раньше, когда меня
не было. Смерть была мной-другим...
Прибавилось спокойствия, когда Выяснилось, что Дом, мир мой-и-ваш, мой-и-наш - может
перемещаться, как бы переливаться в чужое - когда, например, мы вместе гуляем или куда-нибудь едем.
Со своими возможно все, и чужое уже не страшно, уже полусвое. И когда Вы начали оставлять
меня в чужом одного («Ты теперь будешь ходить в детский сад, там такие же мальчики и девочки, как и
ты, и никто не плачет»), я плакал, но ждал вас и верил.
Как же долго я думал, что мой Дом - это мир единственный, главный и лучший - Большой Мир!
А все чужое - пускай себе, приложение, постольку поскольку...
...Запахи и цветы в детстве так резко-близки, так ошеломительны, так взрывают мозг...
Одуванчик - восторг, брызги солнца! Колокольцы радости, ландыши! Песнь блаженства, сирень!
Акация, упоение... Господи, я не зря родился: я видел, вдыхал, обнимал Белую Акацию! Ничего больше
не нужно...
...Как долго считал я Вас самыми главными существами на свете! Но Вы так упорно толкали меня
в чужое, отдавали ему - и чужого становилось все больше, а вас все меньше. Когда осваиваешься -
ничего страшного. Есть опасности, зато интересно. Здесь встречали меня большие, как вы, и маленькие,
как я, и разные прочие...
Школа моя - тоже Дом: шумный, сердитый, веселый, загадочный, скучный - да, целый мир,
полусвой, получужой. Среди моих сверстников есть чужие, есть никакие и есть свои. Я с ними как-то
пьянею и забываю о вас...
Почему мой Дом с каждым годом становится все теснее, все неудобнее, неуютнее?
Почему вы год от года скучнеете? Да вот же в чем дело: наш Дом - это вовсе не Большой Мир, это
маленький! Только один из множества и не самый лучший...
Вы
вовсе не самые большие, не самые главные. Вы не можете победить то, что больше вас, вам
не увидеть невидимого. Вы не можете оградить меня от чужого ни в школе, ни во дворе, ни даже здесь,
дома, вон его сколько лезет - из телевизора, из компьютера, из меня самого!.. А у вас все то же - «нельзя»
и «давай-давай»...
Не самые большие - уже перегнал вас, не самые сильные и умные. Это все еще ничего... Но знали
бы вы, как больно и страшно мне было в первый раз заподозрить, что вы и не самые лучшие. Конец
мира, конец всему...
|