...Жаркий май позвал нас в Измайлово. Мы сбежали с уроков и валялись на траве, купая в солнце
босые пятки; вокруг нас звенела и свиристела горячая лень.
-
Нет, это еще не то... Это все только техника и слова, - говорил он с неправильными паузами,
не переставая вглядываться в шебуршащую зелень, -А будущее начнется... когда люди научаться делать
себя новыми... Менять лица, тела, - смотри, муравьи дерутся, - характеры, все- все-все... Уже
помирились, гляди, напали на косиножку... Сами, кому как хочется. Чтобы быть счастливыми. эта
жизнь будет смешной, будет музыкой... А ты можешь быть счастливым, Кастет. Стрекозус
грандиозус...
-
Улетел стрекозявиус. Почем знаешь, буду или нет?
-
Смотри, богомол. Ты умеешь развиваться... А это у него рефлекс на опасность... А кто
развивается, но того находит какая-нибудь любовь.
-
Ну и сколько времени он так проваляется?.. А может, я не хочу развиваться. И никакой этой
любви не хочу.
-
Ложная смерть, притворяется неодушевленным... Мы тоже, в другом смысле... Ты не
можешь не развиваться.
- А ты?
-
Я?.. Я хотел бы свиваться.
-
Свиваться?..
-
Развиваться внутрь. Смотри, это тля...
Все, что он говорил, было забавно и по-детски прозрачно лишь до какого-то предела, а дальше
начиналось: один смысл, другой смысл...
Как всем городским мальчишкам, нам не хватало воздуха и простора, движения и свободы; зато
мы остро умели ценить те крохи, которые нам выпадали...
Окрестные пустыри и свалки были нашими родными местами - там мы устраивали себе филиалы
природы, жгли костры, прятались, строили и выслеживали судьбу; совершались и более далекие
робинзонады: в Сокольники, на Яузу, в Богородское, где нас однажды едва не забодал лось...
Клячко любил плавать, кататься на велосипеде, лазить по крышам, просто гулять. Но натура
брала свое: гулять значило для него наблюдать, думать и сочинять, устраивать оргии воображения.
Деятельный досуг этого мозга был бы, пожалуй, слишком насыщен, если бы я не разбавлял его
своей жизнерадостной глупостью; но кое-что от его густоты просачивалось и ко мне. За время наших
совместных прогулок я узнал столько, сколько не довелось за всю дальнейшую жизнь. Из него сыпались
диковинные истории обо всем на свете, сказки, стихи; ничего не стоило сочинить на ходу пьесу и
разыграть в лицах - только успевай подставлять мозги...
На ходу же изобретались путешествия во времени, обмены душами с кем угодно...
За час-два, проведенные с Академиком, можно было побыть не только летчиком, пиратом,
индейцем, Шерлоком Холмсом, разведчиком или партизаном, каковыми бывают все мальчишки
Обыкновении, но еще и:
- знаменитой блохой короля Артура, ночевавшей у него в ухе и имевшей привычку, слегка
подвыпив, читать монолог Гамлета на одно из древнепапуасских наречий;
-аборигеном межзвездной страны Эном, где время течет обратно, и поэтому эномцы все знают и
предвидят, но ничего не помнят...
Так было до тех пор, пока их великий и ужасный гений Окчялк не изобрел Зеркало Времени; эта
игра неожиданно пригодилась мне через много лет для анализа некоторых болезненных состояний, а
название «Эном» Академик дал другому своему детищу, посерьезнее;
- мезозойским ящером Куакуаги, который очень не хотел вымирать, но очень любил кушать своих
детенышей, ибо ничего вкуснее и вправду на свете не было;
- электроном Аполлинарием, у которого был закадычный дружок электрон Валентин, с которым
они на пару крутились вокруг весьма положительно заряженной протонихи Степаниды, но непутевый
Аполлинарий то и дело слетал с орбиты (эти ребятишки помогли мне освоить некоторые разделы
физики и химии);
- госпожою Необходимостью с лошадиной или еще какой-либо мордой (весьма значительный
|