Печаль, что нам не жить внутри его картины.
Что мы свой странный путь прошли до половины,
От Монжероновского сада в стороне.
Тоска по красоте щемяща и сладка,
И длится только миг, но миг тот бесконечен,
Пока, отворотясь, натурщица Дега
Еще закидывает волосы за плечи.
Лет 12 назад я участвовал в одном заседании "круглого стола", посвященном проблеме
воспитания, обучения и здоровья. Прямо напротив меня расположился пожилой мужчина, который
выглядел "застегнутым на все пуговицы". Он производил впечатление крупного чиновника и всем
своим видом тщательно "держал дистанцию" между собой и остальными участниками совещания. Позже
выяснилось, что это член Академии медицинских наук, директор Института педиатрии. Речь зашла о
воспитании и развитии творческих способностей ребенка. Академик насторожился. "Я не вполне
понимаю, о чем идет речь, - сказал он, всем своим видом и тоном показывая, что это не он не понимает
нас, а мы не понимаем, о чем говорим, - какое творчество? Человек должен выполнять свои
обязанности в свое рабочее время - при чем тут творчество?" Разговор, однако, продолжался, и кто-то из
собеседников неосторожно использовал словосочетание "творческий экстаз", характеризуя высший
подъем всех душевных сил во время творческого акта. И тогда академик воскликнул: "Ну, это уже вообще
за границей...". Он хотел сказать "за границей понимания" или "за границей здравого смысла", но не
договорил. И я тут же спросил его, ласково и наивно: "Ну почему же только за границей? У нас это тоже
иногда встречается".
Инстинктивная ненависть чиновников к творчеству - чиновников не по занимаемому
положению, а по мировосприятию - естественна и понятна. Творчество не удается регламентировать,
им невозможно управлять (даже у самих творцов это не очень получается, не говоря уж об
администраторах), и его невозможно включить в производственные планы и назначить, как совещание,
на определенные часы рабочего времени. Но не поддаваясь регулированию, творчество оказывает
серьезное влияние на деятельность не только самого творца, но и большого коллектива, а иногда и всего
между народного профессионального сообщества - и тем самым фактически ставит под сомнение
руководящую роль администратора. Чего же, кроме классовой ненависти, можно ожидать в этой
ситуации от чиновника?
Примерно в то же время я участвовал в обсуждении проблем творчества в редакции журнала
"Знание - сила". Заседание вел весьма влиятельный тогда человек, редактор журнала "Коммунист"
академик И. Т. Фролов. И когда я произнес панегирик творчеству как движущей силе прогресса и к тому
же гарантии индивидуального здоровья (ибо в творчестве в чистом виде проявляется поисковая
активность, о спасительной роли которой написано в других главах этой книги), Иван Тимофеевич
воскликнул: "Куда вы нас зовете? Что будет делать общество с таким количеством творцов? Кто будет
добросовестно заниматься обычной рутинной работой?" (Помните: "человек должен выполнять свои
обязанности в рабочие часы" - прямо какой-то заговор советских академиков против творчества! ). И
хотя я несколько опешил от такого нажима могущественного профессора "от ЦК" (и тут же сделал для
себя вывод, что с процессом выдавливания из себя по капле раба дело обстоит не так уж блестяще), я
все же попробовал протестовать и объяснить, что работающий без творческой жилки человек в конце
концов перестает уважать и себя, и свой труд, а без такого уважения, без чувства собственного
достоинства никакую, даже самую примитивную работу нельзя выполнять успешно. Потому что мы не
роботы, и интеллект у нас не искусственный, и результаты нашей деятельности зависят от нашего
самовосприятия, на которое процесс творчества влияет весьма благоприятно. Разумеется, мне не
удалось переубедить собеседника - там, где логика приходит в противоречие с личными и клановыми
интересами, она терпит крах.
Среди многочисленных загадок и парадоксов человеческой психики проблема творчества
является едва ли не самой волнующей и актуальной. Как творцу - ученому или художнику - удается то,
чего не суждено было добиться алхимикам, - превращать, казалось бы, простой металл общедоступных,
повседневных впечатлений и привычного опыта в золото новых идей и художественных образов? На
|