 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
своей личности, то мы становимся почти совершенно бессильны влиять на
него. Стоическое правило счастья заключалось в том, чтобы заранее считать
себя лишенными всего того, что зависит не от нашей воли,
—
тогда удары
судьбы станут нечувствительными. Эпиктет советует нам сделать нашу
личность неуязвимой, суживая ее содержание и в то же время, укрепляя ее
устойчивость: "Я должен умереть - хорошо, но должен ли я умирать, непре-
менно жалуясь на свою судьбу? Я буду открыто говорить правду, и, если
тиран скажет: "За твои речи ты достоин смерти", - я отвечу ему: "Говорил ли
я тебе когда-нибудь, что я бессмертен? Ты будешь делать свое дело, а я
-
свое: твое дело - казнить, а мое - умирать бесстрашно; твое дело - изгонять, а
мое - бестрепетно удаляться. Как мы поступаем, когда отправляемся в мор-
ское путешествие? Мы выбираем кормчего и матросов, назначаем время
отъезда. На дороге нас застигает буря. В чем же должны в таком случае со-
стоять наши заботы? Наша роль уже выполнена. Дальнейшие обязанности
лежат на кормчем. Но корабль тонет. Что нам делать? Только одно, что воз-
можно, — бесстрашно ждать гибели, без крика, без ропота на Бога, хорошо
зная, что всякий, кто родился, должен когда-нибудь и умереть".
В свое время, в своем месте эта стоическая точка зрения могла быть
достаточно полезной и героической, но надо признаться, что она возможна
только при постоянной наклонности души к развитию узких и несимпатич-
ных черт характера. Стоик действует путем самоограничения. Если я стоик,
то блага, какие я мог бы себе присвоить, перестают быть моими благами, и
во мне является наклонность вообще отрицать за ними значение каких бы то
ни было благ. Этот способ оказывать поддержку своему "я" путем отрече-
ния, отказ от благ весьма обычен среди лиц, которых в других отношениях
никак нельзя назвать стоиками. Все узкие люди ограничивают свою лич-
ность, отделяют от нее все то, чем они прочно не владеют. Они смотрят с
холодным пренебрежением (если не с настоящей ненавистью) на людей не-
похожих на них или не поддающихся их влиянию, хотя бы эти люди обла-
дали великими достоинствами. "Кто не за меня, тот для меня не существует,
т. е. насколько от меня зависит, я стараюсь действовать так, как будто он для
меня вовсе не существовал", таким путем строгость и определенность гра-
ниц личности могут вознаградить за скудость ее содержания.
Экспансивные люди действуют наоборот: путем расширения своей
личности и приобщения к ней других. Границы их личности часто бывают
довольно неопределенны, но зато богатство ее содержания с избытком воз-
награждает их за это. Nihil hunnanum a me alienum puto (ничто человеческое
мне не чуждо). "Пусть презирают мою скромную личность, пусть обраща-
ются со мною, как с собакой; пока есть душа в моем теле, я не буду их от-
вергать. Они - такие же реальности, как и я. Все, что в них есть действитель-
но хорошего, пусть будет достоянием моей личности". Великодушие этих
экспансивных натур иногда бывает поистине трогательно. Такие лица спо-
собны испытывать своеобразное тонкое чувство восхищения при мысли,
что, несмотря на болезнь, непривлекательную внешность, плохие условия
жизни, несмотря на общее к ним пренебрежение, они все-таки составляют
неотделимую часть мира бодрых людей, имеют товарищескую долю в силе
ломовых лошадей, в счастье юности, в мудрости мудрых и не лишены неко-
торой доли в пользовании богатствами Вандербильдтов и даже самих Гоген-
цоллернов.
Таким образом, то суживаясь, то расширяясь, наше эмпирическое "я"
