 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
психологии искусства, полагая, что "происходит уничтожение всякого поэтического смысла"
(там же), а сам Измайлов выступает как "весьма посредственный баснописец, который не
понимал тех требований, которые предъявлялись ему сюжетом его рассказа" (там же).
Не вдаваясь здесь в методологический спор об эстетических достоинствах разных
вариантов басни, отметим, что в рамках используемой субъективно-психологической трактовки
художественного текста интерес представляет именно выявление причин разной интерпретации
одной и той же "затекстовой" ситуации.
Вернемся к Крылову, анализируя творчество которого, Выготский пишет: "... издавна за
Крыловым установилась репутация моралиста, выразителя идей среднего человека, певца
житейской практичности и здравого смысла" (Выготский 1987, 85). Он приводит, в частности,
мнение Гоголя, который Крылова "в целом истолковывал ... как здоровый и крепкий
практический ум" (там же).
Таким образом, предлагаемый нами психолингвистический анализ не противоречит
впечатлению некоторых читателей и исследователей. Речь идет не только о понимании текста
(Брудный 1975), но и о впечатлении от текста. Сам текст несет в себе определенную оценку
действительности (Гусев, Тульчинский 1985). Читатель же оценивает и описанный в тексте
фрагмент действительности, и оценку, которую дает ей автор (Зись, Стафецкая 1985). Нередко
читатель не соглашается с предлагаемой ему интерпретацией действительности и относится
иначе не только к изображаемому, но и к самой оценке автором этой "виртуальной"
действительности.
"Личностное восприятие образа характеризуется обязательной оценочностью" (Степанов
1974, 74). Происходит, таким образом, оценка оценки. И основана она на том впечатлении,
которое читатель получил от чтения текста. В ряде случаев это впечатление может быть
осознанным пониманием, но суть дела от этого не меняется: результат восприятия текста
читателями может быть не такой, каким его планировал автор.
"Вряд ли учитель математики и логик Льюис Кэрролл хотел сделать "Приключения
Алисы в стране чудес" жестокой и страшной сказкой, но получилась она вовсе не доброй, -
пишет об этом один из исследователей этой сказки Д.Урнов. - Существует мнение, -продолжает
он, - что это совсем не детская сказка. Попробуйте ... прикиньте, сколько раз на протяжении
всего повествования Алиса вскрикивает, взвизгивает, и вы убедитесь, что это очень нервная
сказка. Что мир, в котором живет маленькая Алиса, на самом деле тревожен. Сколько слез, драк,
одна погоня за другой!" (Урнов 1969, 10).
"Кэрролл опасался, — пишет в свою очередь английский исследователь Падни, — что
жутковатая фантастичность "Зазеркалья" может напугать маленьких читателей" (Падни 1982,
94). Иллюстрации Бар-гамлота и героя, дерущегося с этим драконом, были сняты с фронтисписа
по просьбе читателей, полагавших, что "чудище слишком страшное и может напугать нервных и
впечатлительньк детей" (там же, 93).
Подчеркнем еще раз, что, приводя подобную аргументацию в пользу предлагаемого здесь
метода анализа литературного текста, мы вместе с тем вовсе не хотели бы выдавать его за
универсальный и единственно верный. Многие читатели любят "Алису" за ее сказочность и
полипрагматичность, парадоксальность и остроумие, просто не обращая внимания на ее
жестокости (что, кстати, и советует Урнов - Урнов 1969, 76-79), и получают от книги огромное
удовольствие. Аналогично оценивать Высоцкого-поэта следует не столько по эмоционально-
смысловой доминанте, сколько по "его исторической роли в развитии поэзии, в сближении ее с
невыдуманной жизнью" (Вл.Новиков 1989, 5), поскольку через его творчество началось
"принципиальное обновление русской поэзии" (там же) советского периода. Творчество
В.Пикуля ценно прежде всего тем, что в свое время, как писал П.М.Алексеев, "благодаря
Пикулю мы ... многое узнали из того, чего не знали, не могли знать, и, более того, никогда бы не
узнали" (цит. по: Журавлев 1989, 3).
Излагаемый в нашей работе подход, основанный на выявлении эмоционально-смысловой
