 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
русский престол): государственное, русско-имперско-коммунистическое значение его
личности несравненно главнее такой на его фоне мелочи, как грузинская национальность.
Она даже вообще перестала восприниматься национальностью, а стала не более чем
происхождением. Ну, индивидуальной особенностью.
Если еврей стал чемпионом мира по шахматам, скрипке или ядерной физике – он нам, в
общем, симпатичен. Наш. Победил по каким-то объективным критериям, оказался лучшим,
эта лучшесть в нашу пользу. Дать ему пряник, медаль и не обижать. Здесь у нас ничего не
отнято (нет, ну раз он честно оказался лучше всех), а только прибавлено.
12-А. Смешанный брак. Они принадлежат к разным нациям, при этом любят друг друга
и отлично живут. Хотя каждый продолжает недолюбливать народ другого.
Или – «у меня есть друг-еврей (армянин, чеченец, негр, араб), так он хороший, хотя
вообще в основном они конечно того… ну, плоховаты».
То есть. Перевод человека (в твоем восприятии, твоих личных отношениях) из одной
Системы в другую. Из системы нации в более для тебя близкую, важную, конкретную
системы твоей семьи или круга твоих друзей. Как бы он свой, просто другого
происхождения, что маловажно:
Это ничего не меняет. Кошка может выкормить крысят и иметь их за членов своей
семьи – что не помешает ей ловить прочих крыс и даже пытаться кормить ими свою семью.
13. Теперь представим себе, что весь Кремль занят грузинами. Крутыми и
гениальными. Мы интернационалисты, но мысли зашевелятся разные.
Они между собой говорят по-грузински. Если и нет, то их вполне логично в этом
подозревать. Пьют грузинские вина. Может, больше водку трескают, но ведь и грузинские
вина иногда. Женаты на грузинках – может, не все, но хоть кто-то. И внешность у них
грузинская. Ребята, а чего это грузины нами правят, вообще-то? Умные? А мы что, идиоты?
Вот теперь, похоже, никуда не денешься от обращения к еврейскому вопросу,
поскольку из всех национальных вопросов он какой-то самый навязчивый.
14. Плотно сидят! Пианисты, финансисты,– доктора, профессора, театральные критики
– и долго будешь искать трактористов и дворников.
Национализм – это когда одной национальности не всегда и не поголовно нравится, что
на их исторической территории теплые места в изрядной степени заняты другой
национальностью.
Вопрос: а может это нравиться? Или быть безразлично?
Ответ – см. выше: пп. 10-11. Не может.
Мы можем говорить о морали и справедливости. О пользе дела и о честных равных
шансах для каждого. Но мы не можем переделать психологию человека.
15. Давным-давно, в одном далеком королевстве, приходит группа и говорит: можно
мы у вас поживем? А на фига? А мы будем налоги платить, любую работу делать, вреда от
нас никакого, а польза все же будет. Ну, живите. Только у нас своя религия. М-да? Ну ладно.
И язык свой. Ну, ясно. И одежда традиционная. Ваше дело. И обычаи. Пожалуйста. Только
вот что, ребята: земли вам не будет – на всех не напасешься, лишней нет. И равных прав не
будет – чужие как-никак. И на профессии запрет: конкуренции нам не надо. И т. д. – дела
известные.
В результате: чужие в доме.
Во-первых потому, что сами хотели. Талмуд цементировал еврейский народ, верность
религии и обычаям позволяла ему не исчезнуть, не раствориться в окружающих.
Во-вторых потому, что любому народу потребен враг – не только внешний, но и
внутренний. В образе которого персонифицируется причина разных неурядиц. Чтоб в случае
беды не своей головой биться об стену, этот позыв человеку неприятен и от него пользы не
предвидится – а по другой голове колышком наладить, глядишь что и поправится. Засуха,
мор – ищи ведьму, ищи колдуна, жги их, проклятых; или жертву духам выбирай промеж
своих. А если есть чужие – любому ведь ясно, что вредить чужие станут, своим-то и незачем:
бей жидов, они казну обокрали, народ споили, кровь христианских младенцев выцедили и
