 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
"Я" характеризуется антиномически изменением неизменного. Изменение, "я"
во времени, актуализация "я" предполагает субъект изменения, предполагает,
что тот, кто меняется, остается, пребывает. "Я" постоянно двоится, оно меняет
свои личины, но оно остается единым и единственным. "Я" может быть более
узким и более широким и в каждом есть более узкое и более широкое "я".
Можно сказать, что "я" есть единство во всех изменениях, вневременный центр,
не определяющийся извне. Изменения "я" могут определяться извне, но самое
"я" не может определяться извне, из "не-я", оно определяется изнутри и активно
реагирует на всякое действие извне. Оно и есть то, что определяется изнутри.
Всякое "я" походит на всякое другое "я" потому, что оно есть "я", но оно есть
"я" только потому, что оно не походит ни на какое другое "я". "Я" есть особый
мир существования, предполагающий других, но не похожий на других и не
отождествляющийся с ними. Я называю "я" лишь не социализированное, т. е. не
объективированное "я". Мое Существование, существование "я", предшествует
моей внедренности в мир. Но существование "я" предполагает существование
другого и других. Сознание "я" есть неизбежно сознание других "я", оно
метафизически социально. Существование человека, взятого как чистое
существование "я", предполагает существование других людей, мира, Бога.
Абсолютное уединение "я" от всякого другого, от всякого "ты" есть
самоистребление. "Я" перестает существовать, когда внутри существования ему
не дано существование его другого, ты. Амиель верно говорит, что
феноменология моего "я" есть окно к тайне мира
72[72][6]
. "Я" Фихте не есть "я",
потому что оно не индивидуально, оно универсально и не знает другого "я", не
знает "ты", а лишь "не-я". "Я" познает себя, как продукт собственной
активности. Но эта активность возможна лишь в том случае, если существует не
только это активное "я", но и другое и другие. Я говорю сейчас не о
существовании объектов для "я", это совсем другая проблема. Я говорю о
существовании не объекта, а другого "я" и других "я", о существовании "ты".
Об этом будет еще впереди. В мое "я" входит не только моя душа, но и мое
тело. Дуализм и параллелизм души и тела совершенно бесплодная теория. Мое
тело принадлежит не только миру объективированному, но и порядку
внутреннего существования. Также и тело другого, не только душа другого.
Внутреннее существование моего "я" и "я" другого не зависит от
выброшенности в мир, в нем обнаруживается другой порядок бытия. Проблема
"я" и его отношения и к другому "я" и к объекту только и ставится в этом ином
порядке бытия, чем тот, который мы называем жизнью мира. Поразительно, что
в самоощущение и в особенности в самосознание "я" входит боль, раненость,
разрыв л раздвоение. Эта боль связана с тем, что некоторые называют
"пограничным положением человека" (Зиммель, Тиллих, Ясперс). "Я"
выброшено в мир, находится в мире, подвергается влиянию мира и вместе с тем
принадлежит не только миру. Моя жизнь трансцендирует себя
73[73][7]
. Но это
трансцендирование делает мучительным и болезненным мое существование,
поскольку "я" остаюсь в мире. "Я" только и существует, поскольку оно себя
трансцендирует. Оно перестает существовать, оставаясь в себе безвыходным.
Это и есть основная тайна "я". "Я" имеет свое существование лишь поскольку
оно не объективируется и не социализируется в мире. Но "я" имеет свое
существование лишь поскольку "я" трансцендирует себя, во внутреннем
существовании своем выходит к другому и другим, к "ты", к другому человеку,
к Божьему миру. Нет ничего противнее и разрушительнее, чем когда "я"
эгоцентрически погружено в себя и свои состояния, забыв о других, о мире, о
72[72][6]
См. его "Fragments d'un journal intime".
73[73][7]
См. цитированную книгу Зиммеля.
