истина целостного духа, иными словами, правда и добро. Если так, то довод
Шендеровича несостоятелен, потому что понятие добра не есть достояние индивида, это
плод культуры, создаваемой и хранимой народом.
Говорухин помог Шендеровичу скрыть тот факт, что в России, в ее культуре
произошел именно раскол, который не сводится к жадности, подлости, некомпетентности
или глупости одной какой-то части (хотя все это имеет место и усложняет обстановку). Он
проходит по самому ядру ценностей и разделяет людей по их отношению к главным
проблемам проблемам бытия. Люди занимают разные позиции не потому, что неполна
правда и они лишены информации, а вследствие своего нравственного выбора. Иными
словами, в России возникли две разных системы нравственных ценностей, каждая из
которых обретает свое знамя и свой язык. Раскол этот созревал давно, и советский период
был исторически недолгим восстановлением единства.
Называть безнравственной ту часть народа, которая исповедует противные тебе
ценности, наивно. Примерно так же наивно, как, например, называть бездуховным Запад.
Можно, конечно, для маскировки назвать противников аморальными в том случае, если
они настолько слабы, что их можно подавить, опираясь на сильное большинство
единомышленников. Если же расколотые части общества примерно равны по силе
(численность не так уж важна), то такой подход неразумен, ибо он исключает компромисс.
Что же остается, если ты не можешь подавить противника и не ищешь соглашений? Тупик.
Что происходит, когда политики оппозиции не признают наличия раскола общества в
сфере нравственности? Они, сами не всегда это осознавая, принимают ценности тех, кто
обладает властью и собственностью. Значит, на деле они становятся соучастниками власти в
управлении, хотя могут и обязаны бороться с властью по второстепенным вопросам: об
отставке негодного чиновника, борьбе с преступностью или своевременной выплате
зарплаты. Поскольку на деле часть общества, которую представляет оппозиция, исповедует
непримиримо иные ценности, никакого шанса на победу такая оппозиция не имеет к ней
относятся довольно равнодушно. А если ей и передают власть через выборы, положение в
обществе принципиально не меняется в главном новая власть продолжает прежнюю
политику. Ибо в главном политика определяется ценностями.
Конечно, левая оппозиция заявляет, что она привержена идее социальной
справедливости. Но само по себе это пустой идеологический призрак, то же самое говорят и
Гайдар, и Ходорковский. Никто себя не назовет несправедливым и безнравственным. Важна
расшифровка. Левые теперь за рыночную экономику и против уравниловки? Отсюда и
выводится профиль нравственности. В чем справедливость (нравственность) рынка? В двух
вещах: полная свобода сделки (хочу покупаю, хочу нет) и ее честность (без обвеса и
обсчета).
В рыночной экономике несправедливо и безнравственно платить зарплату шахтерам за
то, что они производят уголь, который дешевле купить в Австралии. Им платят лишь потому,
что нарушена свобода сделки (дорогой уголь Кузбасса покупают под давлением политики).
Им платят, вырывая кусок у других граждан создают уравниловку. В рыночной экономике
безнравственно давать жителям дотации на оплату воды и отопления. Пусть оплачивают
покупаемые ими блага полностью. Почему у Брынцалова, который живет в своем доме,
отнимают в виде налогов деньги, чтобы оплатить тепло для жителей пятиэтажек в
какой-нибудь Вологде? Несправедливо наказывать фирму, которая прекратила подачу тепла
во Владивостоке по той причине, что за это тепло ей не платили. Где же здесь свобода
сделки и где честная оплата за взятый товар? Не желаешь платить не надо, ставь печку,
разжигай костер. Ты свободен! Немцов и Греф с их реформой ЖКХ абсолютно честны.
Свобода сделки и эквивалентный обмен не безнравственность, а именно стройная и
непротиворечивая система нравственных ценностей.
Я лично, как и многие, отвергаю эту нравственность, я отвергаю ценности рыночной
экономики, я требую уравниловки! Я считаю, что право жителей Вологды на жизнь и тепло
ценнее, чем свобода сделки. Заявив это, я могу с ясной головой звать людей, которые со
|