 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
хозяйстве рентабельность и убыточность были плановыми, т.к. в плановом порядке
определялись закупочные цены. Но поговорим именно о мере. Да, были и убыточные
колхозы. Много ли их было и велики ли были убытки в сравнении с масштабами всей
колхозной системы?
А.Н.Яковлев, говоря о “тотальной люмпенизации общества”, которое, мол, надо
“депаразитировать”, приводил такой довод: “Тьма убыточных предприятий, колхозов и
совхозов, работники которых сами себя не кормят, следовательно, паразитируют на
других”200. Вот мера академика-экономиста: убыточных предприятий, колхозов и совхозов
в СССР – тьма . Хотя прекрасно известно и общее число предприятий и колхозов, и число
убыточных, так что можно дать определенное и абсолютное, и относительно число
убыточных.
Реальные величины таковы. В 1989 г. в СССР было 24720 колхозов. Они дали 21 млрд.
руб. прибыли . Убыточных было на всю страну 275 колхозов (1% от числа колхозов), и все
их убытки в сумме составили 49 млн. руб. – 0,2% от прибыли колхозной системы. В целом
рентабельность колхозов составила 38,7%. Величина убытков несоизмерима с размерами
прибыли. Колхозы и совхозы вовсе не “висели камнем на шее государства” – напротив, в
отличие от Запада наше село всегда субсидировало город. Аргумент, основанный на
количественной мере, был ложным.
Так же обстояло дело и с промышленными предприятиями. Когда в 1991 г. начали
внушение мысли о благодатном смысле приватизации, говорилось: «Необходимо
приватизировать промышленность, ибо государство не может содержать убыточные
предприятия, из-за которых у нас уже огромный дефицит бюджета». Реальность же такова:
за весь 1990 г. убытки нерентабельных промышленных предприятий СССР составили всего
2,5 млрд. руб., а валовой национальный продукт, произведенный всей совокупностью
промышленных предприятий – 320 млрд. руб.! Убытки части системы составляют менее 1%
произведенной ею добавленной стоимости – и такую систему предлагают приватизировать,
аргументируя ее «нерентабельностью». Кстати, в 1991 г., когда был принят закон о
приватизации, убыток от всех нерентабельных промышленных предприятий составил менее
1% от дефицита госбюджета, который взметнулся до 1000 млрд. руб.
Заметим, что в обоих случаях образованные люди, не замечая несоизмеримости между
убытками пары сотен колхозов и доходом всей колхозной системы, между убытками
небольшого числа промышленных предприятий и доходом от всей советской
промышленности, одновременно не замечали и подмены понятий. Ведь понятия
рентабельность и убытки в советской хозяйственной системе были чистой условностью,
ибо они планировались
. О каких убытках можно говорить, если закупочные цены на
продукцию сельского хозяйства и промышленных предприятий, так же как цены на
используемые ими ресурсы устанавливаются в административном порядке! Это
бессмысленный разговор.
Надо заметить, что применение ложной меры почти всегда сопровождается и грубым
нарушением логики. Ведь если, как постоянно утверждалось, в целом промышленность и
сельское хозяйство убыточны («люмпенизация общества тотальная »), то за счет чего же
покрываются эти убытки, за чей счет кормились почти 300 млн. паразитов, да еще помогали
“третьему миру”, лезли в космос и были вооружены до зубов? Старик Хоттабыч все эти
средства добывал, вырывая волоски из бороды? Как могла масса образованных людей
повторять за кучкой манипуляторов эти гротескные утверждения?
И какая несусветная глупость – утверждать, что если предприятие убыточно, то это
значит, что его “работники сами себя не кормят, следовательно, паразитируют на других”.
Какой позор для Академии наук, выбирающей своим членом по Отделению экономики
такого мудреца! Предприятие – не натуральное хозяйство, оно служит не для “кормления”
работников, а для выполнения определенных задач, которые ставит перед собой его
владелец. “Кормление работников”, то есть их зарплата, входит в обязательные издержки
самого существования предприятия, его содержания владельцем. Никаких оснований
