 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
постоянной нехватке продовольствия тучность является символом, который свидетельствует
о высоком социальном статусе человека; в “обществе потребления”, где идеей-фикс является
отыскание дорогой низкокалорийной пищи, тучность свидетельствует о плохом питании и
низком социальном статусе человека. Имея эту теорию, мы можем сказать, что тучность
(параметр ) служит для нас одним из показателей социального статуса человека (латентная
величина). При этом мы отдаем себе отчет в том, что в обоих случаях одно и то же значение
параметра говорит о совершенно разных значениях латентной величины.
В практических руководствах даже подчеркивается, что если исследователь выдает
параметр за показатель, не сообщая явно, какую латентную величину он стремится
охарактеризовать, и не излагая теорию (или хотя бы гипотезу), которая связывает параметр с
латентной величиной, то он нарушает нормы логики. В этом случае рекомендуется не
доверять выводам этого исследователя, хотя они случайно и могут оказаться правильными.
Принимать такой параметр за показатель нельзя.
Конечно, в некоторых случаях теория или эмпирическое правило стали настолько
общеизвестными, что их перестали оговаривать. Благодаря многократному повторению
измерений мы верим, что такая теория существует. Многие люди дома измеряют себе и
своим близким артериальное кровяное давление, и им уже не важна теория, объясняющая
связь между показанием стрелки на шкале манометре и состоянием организма. Они видят
стрелку на числе 180 мм – и сразу принимают таблетку и вызывают врача. Но крестьянин из
штата Кашмир, который ничего не слышал ни об артериальном давлении, ни о ртутном
столбе, никакого вывода из данных измерения сделать не сможет. Никаким показателем для
него число 180 не является.
Перестройка привела к тяжелой деградации культуры применения количественной
меры для характеристики общественных явлений, процессов, проектов. Всякая связь между
измерением и латентной величиной очень часто утрачена, да о ней и не вспоминают. Общей
нормой стала подмена показателя параметром без изложения теории соотношения между
ними и даже без определения той скрытой величины, которую хотят выразить при помощи
параметра. Это определение чаше всего заменялось намеками и инсинуациями. Мол, сами
понимаете…
Например, в интеллигентных кругах общепринятым было (и остается!) мнение, что
советская экономическая и политическая система уже потому была абсурдна, что в СССР
имелось избыточное количество вооружения. 60 тысяч танков, сами понимаете… Попытки
узнать, как из этого параметра (60 000 танков) выводится оценка латентной величины
«качество советской системы», всегда отвергались сходу. Мол, не придуривайся. А ведь
даже на первый взгляд видно, что если этот параметр и является индикатором чего-то, то
связь эта очень непростая, ее еще искать и искать. Ну, 60 тысяч танков – по одному танку на
5 тыс. человек или на 400 кв. км. Много это или мало? Сходу не скажешь, требуются
дополнительные данные и логические умозаключения. Но само это требование отвергалось
начисто.
Нарушения в логике при использовании измерений были и остаются столь вопиющими,
что трудно бывает даже предположить, что в этих нарушениях первично – обусловленная
политическим интересом недобросовестность или интеллектуальная безответственность.
Важно, что и то, и другое ведут к деградации рациональности.
Так, одним из важных, сильно действующих на чувства интеллигенции мотивов в
перестройке было обвинение в неэффективности советской науки. Как довод, против
которого ничего не могли возразить даже видные ученые (искренне ли?), использовались два
параметра – число Нобелевских премий и средняя частота цитирования работ советских
ученых в западных журналах. Мол, премий нашим не дают, цитируют их мало, значит,
барахло, а не наука. Эти доводы, кстати, были прямо использованы в политической
практике, когда с 1992 г. реформаторы приступили к быстрой ликвидации отечественного
научного потенциала. Отсюда, конечно, не следует, что доводы эти ошибочны, так что
вернемся от политики к методологии.
