 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
тем более, что множество других толковых людей так вовсе не считали, а видимых
симптомов смертельной болезни Найшуль не называет. Ведь для такого страшного вывода
требуются рациональные доводы, которые надо тщательно проверить и вынести на
профессиональный консилиум. Ничего этого не было, общепринятые экономические и
социальные показатели (динамика капиталовложений, рост производства, потребления и
даже производительности труда) не предвещали не только смерти, но даже и тяжелого
кризиса. Попробуйте сегодня найти тексты тех лет (пусть даже написанные «в стол»), в
которых спокойно и внятно была бы обоснована неминуемая гибель советской экономики.
Нет таких текстов, были только кухонные разговоры.
Единственный аргумент Найшуля – «Госплан лихорадило». Причем лихорадило не как
организацию, а как схему работы (?). Это заключалось в том, что «Госплан все время
пересчитывал собственные планы». Ну и что? На то он и Госплан, в самом факте пересчета
планов не видно признаков гибели. Да, хозяйство стало большим, прежняя методология
планирования не отвечала сложности объекта, это обычный кризис метода , который
разрешается посредством создания нового инструментария. Как из этого следует, что «по
всей видимости, нет выхода»? Никак не следует, это просто-напросто глупое утверждение. И
уж никак из сказанного не следует, что «эта система не выживает». Это идеологическая
чушь, которую Найшуль и его сообщники вбили себе в голову (если вообще не придумали
задним числом – почитайте сегодня все статьи этих теоретиков, относящиеся к концу 70-х
годов, включая статьи редактора журнала «Коммунист» Е.Гайдара). И эту чушь
интеллектуалы слушают, развесив уши, в 2004 году!
Но, допустим, «несколько толковых человек» узрели признак кризиса. Что делают в
таком случае разумные люди? Ставят диагноз болезни, обсуждают его, составляют перечень
альтернативных подходов к предотвращению беды, вырабатывают критерии выбора лучшей
(или хотя бы хорошей) альтернативы и доказывают ее преимущества. Что же мы слышим от
этого человека «со свободной головой»? Он пропускает все предварительные стадии работы
и изрекает, как шаман: «Выход в децентрализации!» Почему, откуда это следует? Ниоткуда,
никакой логики в этом нет и, видя воочию результаты этой реформы как «умственного
продукта», отсутствие логики кажется очевидным. Даже закрадывается подозрение, что все
эти группы теоретиков и их лекции в течение двадцати лет – большой спектакль, а за спиной
этих безумных актеров потирают руки абрамовичи и япончики. Но ведь эти актеры – элита
нашего интеллектуального сословия, ей и до сих пор рукоплещут, как новому платью
короля.
Что понимает Найшуль под «децентрализацией» советской экономики? Вовсе не
сокращение планируемой из центра периферийной части хозяйства с сосредоточением
усилий планирования на ядре из ключевых отраслей и предприятий. Напротив, по его
понятиям децентрализация – это уничтожение именно ядра
экономической системы. Вот
его простенькое умозаключение: «Отсюда следуют свободные цены. Если у нас свободные
цены, то возникает вопрос о собственности… Мы получаем, что необходима частная
собственность, а необходимость частной собственности предполагает приватизацию». Какая
же это реформа, это именно революционное уничтожение системы. Сначала без всяких
оснований утверждают, что человеку грозит смертельная болезнь, а потом на этом основании
убивают его. Вот так врач!
Из Найшуля и его приятелей так и прет, что они мечтали именно об убийстве советской
экономической системы, в этом своем энтузиазме они даже не замечают полного отсутствия
связности в их умозаключениях. Но как не замечают этого образованные люди,
насмотревшиеся на всю эту реформу! Ведь ясно, что если Найшуль в своих расчетах не был
злонамерен, то он наделал грубейших ошибок. Китай, начавший реформы исходя из
совершенно иных постулатов, из крестьянской страны становится первой экономической
державой мира – а у нас реформа парализовала экономику.
Послушайте рассуждения Найшуля, которыми он и сегодня гордится: «Я бы сказал
еще, на какие страны мы ориентировались… Для меня в 90-м году, особенно после той
