 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
сравнении с государственными в середине 80-х годов был уже совершенно развеян в
экономической науке. Как наша интеллигенция, убеждавшая граждан поддержать
приватизацию, могла этого не заметить и этим не заинтересоваться? Где же ее рациональный
декартовский скептицизм? Ведь Декаpт писал: «Никогда не пpинимать за истинное ничего,
что я не познал бы таковым с очевидностью…, включать в свои суждения только то, что
пpедставляется моему уму столь ясно и столь отчетливо, что не дает мне никакого повода
подвеpгать это сомнению». Это и есть кредо рационального мышления.
А ведь проблема не снята за десять лет, прошедшие после приватизации. Отношение к
ней – постоянный вопрос в РФ, пробный камень для политиков. В.В.Путин от него не мог
уйти и вынужден ее одобрить – зная, что население этой приватизации не поддерживает. Он
говорит в «телефонном разговоре с народом» 18 декабря 2003 г.: «У меня, конечно, по этому
поводу есть свое собственное мнение: ведь когда страна начинала приватизацию, когда
страна перешла к рынку, мы исходили из того, что новый собственник будет гораздо более
эффективным. На самом деле – так оно и есть: везде в мире частный собственник всегда
более эффективный, чем государство».
Да, те, кто поживились, – за приватизацию. Глядя на их сытые лица, это вполне можно
понять. Но довод, приведенный в последней фразе В.В.Путина, настолько не вяжется с
реальностью, что возникает подозрение – не Андрей ли Илларионов ему посоветовал. Нигде
в мире частный собственник не является более эффективным, чем государство. Сама
постановка вопроса неверна – эффективность частника и государства несоизмеримы ,
поскольку они оцениваются по разным критериям. У частника критерий – прибыль, а у
государства – жизнеспособность целого (страны).
Профессор экономического факультета МГУ В.М.Кульков писал в 1997 г.: «В ходе
приватизации упорно внушалась мысль о заведомой неэффективности государственной
собственности. Между тем, анализ функционирования предприятий по четырем крупнейшим
странам Западной Европы (в середине 80-х гг.) показывает, что соотношение показателей
производительности труда в государственном и частном секторах было в пользу первого: в
ФРГ оно составило 1,34, во Франции – 1,30, в Италии – 1,21, в Великобритании – 1,91, в
среднем по четырем странам – 1,44»356.
В.М.Кульков объясняет, что сравнивать эффективность частных и государственных
предприятий по прибыльности в принципе неверно, т.к. в капиталистической экономике
государственные предприятия создаются именно в неприбыльных отраслях, из которых
уходит капитал. При диктате рынка это привело бы к опасной деформации всей структуры
производственной системы, и государство корректирует положение или путем
национализации убыточных предприятий, или путем бюджетных инвестиций для создания
новых.
Более того, уже в ходе приватизации промышленных предприятия в Польше дотошные
западные экономисты вели сравнительный анализ в «переходной» экономике. Российский
экономист Р.Т.Зяблюк пишет о его результатах: «Проекты по сравнению эффективности
государственных и частных предприятий были проведены после и в ходе приватизации
промышленности в Польше. В исследовании Лондонской экономической школы не удалось
прийти ни к какому выводу. В исследовании МВФ был сделан вывод о более высокой
эффективности государственных предприятий»357.
Приватизация 90-х годов стала небывалым в истории случаем теневого соглашения
между бюрократией и преступным миром. Две эти социальные группы поделили между
собой промышленность России. Участие каждой было необходимо для такого дела.
Номенклатура имела власть, послушный аппарат управления и идеологическую машину,
чтобы парализовать общественное сознание. Уголовные и теневые дельцы имели
подпольную организацию, действующую вне закона и морали, большие деньги и поддержку
мирового криминального капитала, а также свои «боевые дружины» в трудовых коллективах
– на случай протестов снизу.
Этот союз бюрократии и преступности нанес по России колоссальный удар, и
