 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
Эта крайняя бедность в богатейших стран Запада служит важным фактором
консолидации гражданского общества. Каждый гражданин, и прежде всего наемный
работник, всегда должен иметь перед глазами печальный пример людей, выброшенных из
общества. Таким наглядным образом и скрепляется «общество двух третей» – потому-то им
и в голову бы не пришло, устраивать, подобно сытым советским гражданам, рискованные
перестройки своего социального порядка.
П.Элкок пишет: «Этот подход ярко выражен в Законодательном Акте о Бедных,
принятом в 1601 г. во время правления Елизаветы I, и целью его, согласно Голдингу и
Миддлтону (Golding and Middleton, 1982), была рабочая дисциплина, устрашение и
разделение. Закон о Бедных оказался самым значительным достижением, очертившим
развитие политики по отношению к бедности вплоть до конца XIX века; политика эта
строилась преимущественно на контроле и устрашении. Особенно отчетливо это можно
наблюдать в случае с институтом работного или исправительного дома. Работные дома – это
учреждения, куда могли послать бедняков и нищих, если они себя не обеспечивали. Это
было способом избавления от бедности, однако режим в работных домах был исключительно
суровым и выполнял функцию наказания – чтобы настоящие и потенциальные обитатели
таких домов не считали их желанной альтернативой занятости и самостоятельному
добыванию хлеба.
Преобладающим убеждением было то, что бедность суть продукт взаимодействия лени
и греха, и, следовательно, политика государства должна стремится противостоять влиянию
последних посредством поощрения самообеспечения и наказания зависимости. Не простым
совпадением было и то, что это также усиливало трудовую дисциплину среди рабочих,
нагоняя на них страх потерять работу и оказаться в бедности… Таким образом, самые
первые попытки управиться с бедностью в общих чертах сформировали политику,
направленную на контроль за бедными.
Реакция государства на бедность, выражающаяся в контроле над бедными и их
дисциплинировании, создала модели как проблемы бедности, так и политики по отношению
к ней. И то, как мы видим бедность сейчас, а также то, как мы меняем наше к ней отношение,
во многом определено этим историческим наследием. Разделение на работающих и
неработающих бедных, на достойных и недостойных бедных и в современной Британии
складывается под влиянием этих представлений о бедности».
И философские основания советского строя, и лежащая в их основе антропология,
несущая на себе отпечаток крестьянского общинного коммунизма, и русская православная
философия, и наши традиционные культурные установки исходили из совершенно другой
установки: бедность есть порождение несправедливости и потому она – зло 396. Таков был
официально декларированный принцип и таков был важный стереотип общественного
сознания. В этом официальная советская идеология и стихийное мироощущение людей
полностью совпадали.
Надо особо подчеркнуть, что понимание бедности как зла, несправедливости, которую
можно временно терпеть, но нельзя принимать как норму жизни, вовсе не является
порождением советского строя и его идеологии. Напротив, советский строй – порождение
этого взгляда на бедность. Вот выдержка из старого дореволюционного (хотя и издания 1917
г.) российского учебника: “Юридическая возможность нищеты и голодной смерти в нашем
нынешнем строе составляет вопиющее не только этическое, но и экономическое
противоречие. Хозяйственная жизнь всех отдельных единиц при нынешней всеобщей
сцепленности условий находится в теснейшей зависимости от правильного
функционирования всего общественного организма. Каждый живет и дышит только
благодаря наличности известной общественной атмосферы, вне которой никакое
существование, никакое богатство немыслимы. Бесчисленное количество поколений
создавало эту атмосферу; все нынешнее общество в целом поддерживает и развивает ее, и
нет возможности выделить и определить ту долю в этой общей работе, которая совершается
каждой отдельной единицей. Пусть доли этих единиц неравны, но доли эти есть и они
