Нужно только удивляться тонкости Паскаля, который доказал, что человек ищет
общества не потому, что он не может выносить одиночества, а исключительно потому, что
хочет забыться. Здесь обнаруживается полнейшее согласие между прежним положением,
которое отрицало за женщиной способность к одиночеству, и теперешним, которое
настаивает на ее несоциальности.
Если бы женщина обладала сознанием своего «я», то она могла бы постигнуть значение
собственности, как своей, так и чужой. Клептомания сильнее развита у женщин, чем у
мужчин: клептоманы (воры без нужды) почти исключительно женщины. Женщине доступно
понятие власти, богатства, но не собственности. Женщина клептоманка, случайно
настигнутая на месте преступления, всегда оправдывается тем, что по ее ошибочному
предположению все это должно было принадлежать ей. В библиотеках, выдающих книги на
дом, большинство посетителей составляют женщины, причем среди них есть и такие,
которые обладают достаточными средствами, чтобы купить несколько книжных лавок, Дело
в том, что свои вещи и вещи чужие для них одно и то же. Они к своим вещам не питают
более глубокого отношения, чем к вещам чужим, которые они только одолжили. И здесь
особенно ярко проявляется связь между индивидуальностью и социальностью. Для того,
чтобы признавать чужую личность, необходимо прежде всего обладать своею собственною.
Параллельно этому, наша мысль должна быть направлена на приобретение своей
собственности, только тогда и чужая собственность остается неприкосновенной.
Но еще глубже, чем собственность, заложено в человеческой личности имя. Личность
питает к своему имени поистине сердечные чувства. И здесь факты так красноречиво говорят
за себя, что следует только удивляться, почему язык этих фактов так мало понятен для
людей. Женщина никакими узами не связана со своим именем. Доказательством может
служить тот факт, что она без всякого сожаления, самым легкомысленным образом
отказывается от своего имени и принимает имя мужчины, за которого выходит замуж. Этому
обстоятельству она не придает решительно никакого значения, и уже во всяком случае оно
не в состоянии омрачить ее настроение, хотя бы на секунду. Аналогичное явление мы имеем
в факте перехода (по крайней мере еще до недавнего времени) всего имущества женщины к
мужчине, факт, объяснение которого следует искать глубоко в природе женщины. Не видно
также, чтобы женщине стоило особенной борьбы расстаться со своим именем, мы видим как
раз обратное, а именно, что женщина разрешает своему любовнику или ухаживателю
называть ее так, как ему заблагорассудится. Даже в том случае, когда она против своего
желания выходит замуж за ненавистного ей человека, и тогда не слышно с ее стороны
особенных жалоб на то, что пришел момент расстаться со своим именем. Она легко бросает
свое имя и не проявляет благочестия даже тем, что вспоминает иногда о нем. Она требует
еще от своего любовника нового имени для-себя с такой же настойчивостью, с каким
нетерпением она ждет его от своего мужа, увлеченная новизной этого имени. Но под именем
следует понимать символ индивидуальности, и только у рас, стоящих на самой низкой
ступени развития, как, например, у бушменов Южной Африки, нет человеческих имен, так
как естественная потребность различения людей еще слишком слабо развита у них.
Женщина существо в основе своей безымянное, а потому она, сообразно идее своей,
лишена индивидуальности.
В связи с этим стоит одно явление, которое при известной внимательности прямо бьет
в глаза. Стоит женщине услышать шаги, почувствовать присутствие или увидеть, наконец,
мужчину, который вошел туда, где она находится, как она моментально становится совсем
другой. Все манеры, движения ее меняются с непостижимой быстротой. Она начинает
поправлять прическу, разглаживать складки на своем платье, подтягивать юбку, все
существо ее наполняется то бесстыдным, то трусливым ожиданием. В отдельном только
случае можно сомневаться, краснеет ли она по поводу своего бесстыдного смеха, или она
бесстыдно смеется над тем, что покраснела.
Душа, личность, характер все это тождественно со свободной волей, в этом
заключается бесконечно глубокий, непреложный взгляд Шопенгауэра. По крайней мере,
|