большинстве случаев поражают честных женщин. Наконец, проституция существовала
всегда и ее рост не находится ни в каком отношении с различными усовершенствованиями
капиталистической эпохи. Мало того, она даже принадлежала к числу религиозных
институтов некоторых народов древности, например, финикиян.
Итак, проституция не есть какой-нибудь определенный путь, на который мужчина
толкал бы женщину. Мы не отрицаем, что в очень многих случаях вина всецело падает на
мужчину, а именно, когда девушка должна была покинуть свою должность и остаться без
хлеба. Но тот факт, что в подобных случаях женщина видит надлежащий выход из
затруднительного положения только в проституции, этот именно факт глубоко лежит в
природной сущности ее. Чего нет, того и быть не может. Ведь мужчине, который с
материальной стороны гораздо чаще подвергается всяким превратностям судьбы и который
интенсивнее ощущает нужду, чем женщина, проституция совершенно чужда. Если она и
встречается (среди кельнеров, парикмахеров и т.д.), то только в ярко выраженных
промежуточных половых формах. Поэтому склонность и влечение к проституции являются
органической врожденной чертой женщины, такой же естественной чертой, как и
предрасположение к материнству.
Этим я не хотел сказать, что женщина становится проституткой исключительно под
влиянием внутренней необходимости. В большинстве женщин кроются обе возможности
матери и проститутки. Прошу извинения, ибо знаю, что это жестоко по отношению к
мужчинам, нет только девственницы. Решающим моментом в торжестве одной из этих
возможностей является мужчина, который может сделать женщину матерью, но не актом
совокупления, а одним только своим взгля дом. Шопенгауэр заметил, что человек, строго
говоря, должен исчислять время своего существования с того момента, когда его отец и его
мать влюбились друг в друга. Но это неверно. В идеальном случае рождение человека
следовало бы отнести к тому моменту, когда женщина впервые увидели или услышала
только голос мужчины, будущего отца ее ребенка. Правда, биология и медицина, теория
искусственного подбора и гинекология за последние шестьдесят лет, под влиянием Иоганна
Мюллера, Т. Бишофа и Ч. Дарвина, относились крайне отрицательно к вопросу о
''предопределяющем глазе» и «предопределяющем взгляде». В дальнейшем я постараюсь
развить теорию этого явления. Здесь же и только замечу, что очень несправедливо отрицать
возможность существования «предопределяющего глаза» только на том основании, что она
несоместима с взглядом, по которому только семенная клетка и яйцо могут образовать
новый индивидуум. «Предопределяющий глаз» в действительности существует, и наука
должна стремиться объяснить его вместо того, чтобы без всяких разговоров объявлять его
невозможным. Ведь трудно сказать, чтобы наука обладала тем огромным запасом опыта,
который дал бы ей право упорно настаивать на своем взгляде В априорной науке, подобной
математике, я должен решительно отвергнуть мысль, что на Юпитере дважды два равно
пяти, биология же имеет дело с положениями «относительной всеобщности» (Кант).
Если я здесь выступаю в пользу «предопределяющего глаза» и в его отрицании вижу
только ограниченность человеческого понимания, то из этого еще не следует заключить, что
я его принимаю за причину всех уродливостей или только большей части их. Речь пока идет
только о возможности влияния на потомство без полового акта с матерью. И здесь я
осмелюсь сказать следующее: тот факт, что Шопенгауэр и Гете придерживались одного
взгляда в теории цветов, a priori устраняет вся-кое сомнение в превосходстве их взгляда
перед всеми мнениями прош-лыx, настоящих и будущих физиков. Точно также истина,
высказанная Ибсеном («Женщина с моря») или Гете («Wahlverwandtschaften»), не может
быть опровергнута приговорами всех вместе взятых медицинских факультетов мира.
Человек, от которого можно было бы ожидать такого сильного влияния на женщину,
что ее дитя оказалось бы похожим на него даже в том случае, если бы оно выросло не из его
семени такой человек должен был бы явиться самым совершенным дополнением этой
женщине в половом отношении. Если же такие случаи чрезвычайно редки, то это обясняется
невероятностью встречи двух, столь совершенных дополнительных моментов, но ни в коем
|