перейти к обоснованию этого различия, я хотел бы поговорить об упомянутых двух гениях.
Мнение Канта не может быть решающим для нас уже потому, что он меньше кого-либо
другом был знаком с чувством любви и полового влечения. Он был настолько мало
эротичен, что даже не чувствовал потребности путешествовать. Он стоит слишком высоко,
слишком чисты его побуждения в этом смысле, чтобы явиться для нас авторитетом в данном
вопросе: единственной его возлюбленной, которой он себя вознаградил, была метафизика.
Что касается Шопенгауэра, то он скорее понимал чувственную сексуальность, но не
сущность высшей эротики. Это можно очень легко доказать. Лицо Шопенгауэра выражает
мало доброты, но много жестокости. Нет сомнения, что он больше всех страдал от этой
черты своей: людям, насквозь проникнутым чувством сострадания, не приходится создавать
этику сострадания. наиболее сострадательными можно считать тех, которые больше всего
осуждают себя за свое сострадание: Кант и Ницше. Но уже здесь следует обратить внимание
на то, что только люди, сильно расположенные к состраданию, склонны к страшной эротике.
Те люди, которые «ни в чем не принимают участия», неспособны к любви. Это не
сатанинские натуры, напротив, они могут очень высоко стоять в нравственном отношении,
но вместе с тем не обращать ни малейшего внимания на то, о чем думает, что происходит в
душе их ближнего. Эти люди лишены вместе с тем и понимания сверхполового отношения к
женщине. Так обстоит дело и с Шопенгауэром. Среди людей, страдавших сильным половым
влечением, он представлял из себя крайность, но он вместе с тем никогда не любил. Этот
факт дает нам ключ к разумению его знаменитой «Метафизики половой любви», в которой
проводится очень односторонний взгляд, что бессознательной конечной целью всякой любви
является «производство следующих поколений». Этот взгляд, как я надеюсь доказать, в
корне своем ложен. Правда, в реальной действительности нет такой любви, которая была бы
лишена чувственного элемента. Как бы высоко ни стоял человек, он все же вместе с тем
является чувственным существом. Но решающим моментом, окончательно опровергающим
противоположный взгляд, является то, что любовь, совершенно независимо от каких бы то
ни было аскетических принципов, видит во всем имеющем какое-либо отношение к
половому акту нечто враждебное себе, даже свое отрицание. Любовь и вожделение это два
состояния до того различные, противоположные, друг друга исключающие, что человеку
кажется невозможной мысль о телесном единении с любимым существом в те моменты,
когда он проникнут чувством истинной любви. Нет надежды без страха, но это ничего не
меняет в том факте, что надежда и страх вещи диаметрально противоположные. Таково же
отношение между половым влечением и любовью. Чем эротичнее человек, тем меньше
гнетет его сексуальность, и наоборот. Если нет преклонения перед женщиной, лишенного
страсти, то нельзя еще отождествлять эти оба состояния, которые, в крайнем случае,
являются противоположными фазами, последовательно занимаемыми одаренным человеком.
Человек лжет или, в лучшем случае, не знает, о чем говорит, когда утверждает, что он еще
любит женщину, к которой питает страсть: настолько разнятся между собою любовь и
половое влечение. Поэтому-то веет на нас каким-то лицемерием, когда человек говорит о
любви в браке.
Тупому глазу, который как бы из намеренного цинизма продолжает настаивать на
тождестве этих двух явлений, мы порекомендуем обратить внимание на следующее: половое
притяжение прогрессирует соответственно усилению телесной близости. Любовь
проявляется с особенной силой в отсутствии любимого существа. Ей нужна разлука,
известная дистанция для того, чтобы сохранить свою жизненность и силу. Чего нельзя
достигнуть никакими путешествиями по отдаленным странам, чего не в состоянии изгладить
из нашей памяти никакое время-все что дает нам одно нечаянное, самое случайное телесное
прикосновение к любимому существу: оно вызывает страсть и тут же убивает любовь. И для
человека богато одаренном, дифференцированного, девушка, к которой он питает страсть,
обладает совершенно другими качествами, чем та которую он только любит, но к которой не
питает чувственного влечения. Он различает их по внешнему облику, по походке, по всему
складу характера: это два совершенно различных существа.
|