 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
удовлетворения своих потребностей, в особенности же, как половое влечение в целях
размножения рода. Индивидуальность, память, волю, любовь можно признать качествами
другой жизни, которая имеет известное сходство с органической жизнью, но которая toto
coelo от нее отличается.
Та глубоко верная идея, с которой мы тут же встречаемся, есть идея вечной, высшей,
новой жизни религий, в частности, христианства, Кроме органической, человек участвует
еще в другой жизни, в духовной. Как та жизнь питается земной пищей, эта жизнь требует
духовной пищи (символ тайной вечери). Как та имеет момент рождения и смерти, так и эта
знает момент обоснования – нравственное возрождение человека, «воскресение», и момент
гибели: окончательное погружение в безумие и преступление. Как та определяется извне
причинными законами природы, так и эта связывается изнутри нормирующими
императивами. Та, в органической сфере своей, целесообразна, эта, в своем бесконечном
неограниченном величии, совершенна.
Свойства, перечисленные в левом столбце приведенной таблицы, присущи всякой
низшей форме жизни: члены правой колонны суть соответственные знаки вечной жизни.
Провозвестники высшего бытия, в котором человек, и только он, принимает участие. Вечное
смешение и вечно возобновляемые попытки разграничения этих обоих рядов высшей и
низшей форм жизни составляют основную тему всякой истории человеческого духа: это –
мотив мировой истории.
В этой второй форме жизни можно узнать нечто такое, что получило свое развитие уже
при наличности прежних качеств человека. Мы не будем вдаваться в разбор этого вопроса.
Но тут же следует сказать, что более вдумчивый глубокий взгляд откажется признать за этой
чувственной бренной жизнью роль создателя другой высшей, духовной вечной жизни.
Совершенно наоборот. Сообразно смыслу предыдущей главы, следует видеть в первой лишь
проекцию второй на чувственность, ее отражение в царстве необходимости, ее падение,
понижение, грехопадение. Если я не убиваю мухи, которая причиняет мне неприятное
ощущение, то в этом сказываются последние проблески идеи вечной жизни во мне. Если мы
таким образом дошли до глубочайшей идеи человечества, в которой оно впервые постигло
истинную сущность свою, до идей грехопадения, то тут возникает вопрос, почему люди
совершают этот грех? Ведь сообразно смыслу приведенной нами таблицы то, что исчезает и
разрушается, остается в известном смысле самим собою, эмпирической реальностью,
ограниченным началом всего живого. Тут только наше исследование предстало перед лицом
единственно существующей проблемы, на которую ни один человек не осмелился еще дать
свой ответ, проблемы, которой ни один живой человек не в состоянии разрешить. Это –
загадка мира и жизни, стремление вне пространственного в пространство, вневременного в
пределы времени, духа в материю, это есть отношение свободы к необходимости, отношение
между «что-то» и «ничто», отношение Бога к черту. Мировой дуализм непостижим. Он
мотив грехопадения, изначальная загадка. В нем заложены основа, смысл и цель падения из
вечного бытия в преходящую жизнь, низвержения вневременного в земную временность,
никогда непрекращающиеся желания совершенно невинного впасть в вину.
Я не могу понять, почему я подвержен наследственному греху, почему свободное
становится несвободным, почему чистое – грязным, каким образом может грешить
совершенное.
Но очень легко доказать, что этого не в состоянии понять не только я, но и всякий
другой человек. Свой грех я только тогда могу познать, когда я больше его не совершаю, и
наоборот: я не совершаю его с того момента, когда вполне познал его. Поэтому я не могу
понять жизни, пока я нахожусь в ней. Время является для меня неразрешимой загадкой, пока
я в нем существую, пока я еще полагаю его. Я постигну его сущность, когда мне удастся его
одолеть. Только смерть может показать нам смысл жизни. Не было еще ни одного момента,
когда я не стремился бы также и к небытию, но как это желание могло бы превратиться для
меня в объект исследования, в предмет познания? Бели мне уже удалось что-нибудь познать,
то я уже несомненно стою вне этого: моя греховность не поддается моему постижению, так
