 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
вещь в себе. Согласно нашему взгляду, проникшему в глубочайшую сущность человека,
последний является зерцалом вселенной. Он – микрокосм. Женщина же абсолютно
негениальна, она не живет в глубокой связи со всебытием.
Я приведу прекрасное место из «Маленького Эйольфа» Ибсена, где жена говорит
мужу:
Рита: В конце концов мы же только люди.
Альмерс: Но мы сродни немного также небу и морю, Рита.
Рита: Ты – пожалуй, я нет.
Здесь совершенно ясно выражен взгляд поэта, которого так мало мы поняли, а потому и
выдали за певца женщины. Этот взгляд говорит что женщина совершенно лишена
отношения к идее бесконечности к божеству, так как у нее нет души. По индийскому
воззрению, к Брахме стремятся только через Атмана. Женщина не микрокосм, она не создана
по образу Божию. Человек ли она? Может быть, животное? Растение? Эти вопросы
покажутся очень смешными анатому, который a priori признает ложной основную точку
зрения подобных проблем. Для него женщина является homo sapiens, отличный от всех
других видов живых существ. В пределах человеческого рода женщина, по его мнению, так
же соподчинена мужчине, как всякая самка соподчинена самцу соответственного вида и
рода. И философ не вправе сказать: какое мне дело до анатомов! У него, пожалуй, мало
надежды найти разрешение волнующих его вопросов с этой именно стороны, но он говорит
об антропологических вещах, и если он достиг истины, то она должна дать объяснение, она
должна быть с успехом применена и к морфологическому факту.
В самом деле! В состоянии своей бессознательности женщины, несомненно, стоят
ближе к природе, чем мужчины. Цветы их сестры, и то, что они значительно ближе стоят к
животным, чем мужчины, ясно видно из их большей склонности к содомии (мифы о
Парсифале и Леде, отношение их к комнатной собачке содержит в себе гораздо больше
чувственности, чем это обыкновенно себе представляют). Но женщины –люди. Даже Ж,
которую мы рисуем себе без всяких следов умопостигаемого «я», все же является
неизменным дополнением к М. Если тот факт. что особая половая и эротическая
дополняемость к мужчине сосредоточена в лице женщины и не представляет собою
нравственного явления, которым прожужжали уши защитники брака, то он, во всяком
случае, обладает чрезвычайной важностью для проблемы женщины. Далее, животные только
индивидуумы, женщины – лица (если и не личности), они все-таки обладают внешней
формой суждения, хотя и лишены внутренней. Если им отказано в способности речи, то все
же следует за ними признать способность говорить. Правда, у них отсутствует единство
самосознания, но у них ведь есть некоторая память. У них есть соответствующие суррогаты
решительно всего, чем ни обладал бы мужчина. Эти-то именно суррогаты способствуют
смешению понятий, которое господствует в умах поклонников женственности. Возникает
своего рода амфисексуальность понятий, из которых многие (тщеславие– стыд-любовь,
фантазия, страх, чувствительность и т. д.) имеют два значения. мужское и женское.
Здесь мы, таким образом, затронули вопрос о последней сущности противоположности
полов. Сюда не входит вопрос о той роли, которую играют в животном и растительном
царстве мужской и женский принципы. Здесь речь идет только о человеке. Наше
исследование еще в самых зачатках своих ясно подчеркивало тот факт, что эти принципы
мужественности и женственности следует принять не как метафизические идеи, а как
теоретические понятия. Дальнейший ход нашего исследования показал, какие глубокие
различия существуют между мужчиной и женщиной, различия, которые по крайней мере у
людей выходят далеко за пределы одной только физиологически-сексуальной природы их.
Таким образом, взгляд, согласно которому фактический дуализм полов есть выражение
установленного природой распределения различных функций среди различных существ,
распределения, понимаемого в смысле разделения физиологического труда. Это взгляд,
который, по моему мнению, получил особенно широкое распространение благодаря Мильн
–
Эдварсу, совершенно неприемлем с нашей точки зрения. Не стоит терять слов о его
