 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
намечает предельные пункты той сферы, в которой вращается еврейский дух и за пределы
которой он не в состоянии выйти. Здесь я не имею в виду его полнейшего непонимания идеи
государства, сюда также не относится и его приверженность к теории Гоббеса о «войне всех
против всех», теории, которая будто бы характеризует первобытное состояние человечества.
Что особенно отчетливо указывает на относительно низкий уровень его философских
воззрений – это его абсолютное непонимание свободы воли (еврей, по природе своей, раб, а
потому и детерминист), но рельефнее всего это вытекает из того факта, что он, как истый
еврей, видит в индивидуумах не субстанции, а лишь акциденции, лишь недействительные
модусы единственно действительной, чуждой всякой индивидуации, бесконечной
субстанции. Еврей не монадолог. Поэтому нет более глубокой противоположности. как
между Спинозой и его несравненно более выдающимся и более универсальным
современником Лейбницем, защитником учения о монадаха также еще более великим
творцом этого учения – Бруно, сходство котором со Спинозой поверхностное понимание
преувеличило до уродливых размеров.
Подобно «радикально-доброму» и «радикально-злому», у еврея (и у женщины) вместе с
гениальностью остутствует «радикально-глупое», заложенное в человеческой, мужской
природе. Специфический вид интеллектуальности, который превозносится в еврее, как и в
женщине, есть, с одной стороны, большая бдительность их большого эгоизма. С другой
стороны, он покоится на бесконечной способности их приспособиться ко всевозможным
внешним целям без всякого исключения, ибо они оба лишены природного мерила ценности,
лишены царства целей в самом сердце своем. Взамен этого они обладают неомраченными
естественными инстинктами, которые у мужчины-арийца не всегда возвращаются в
подходящее время, чтобы оказать ему посильную поддержку, когда его покидает
сверхчувственное в его интеллектуальном выражении.
Здесь пора вспомнить о сходстве между евреем и англичанином, о котором еще со
времени Рихарда Вагнера неоднократно говорили. Вне всякого сомнения, англичане
единственные из всех индогерманцев имеют некоторое сходство с семитами. Их
ортодоксальность, их строгое буквальное соблюдение субботнего отдыха, все это
подтверждает нашу мысль. В их религиозности нередко можно заметить черты ханжества.
Они, подобно женщинам, не создали еще ничем выдающегося ни в области музыки, ни в
области религии. Иррелигиозный поэт – вещь вполне возможная. Очень выдающийся
художник не может быть иррелигиозным, но существование иррелигиозного композитора
совершенно немыслимо. В связи с этим находится тот факт, что англичане не выдвинули ни
одного выдающегося архитектора, ни одного значительного философа. Беркли также, как
Свифт и Стерн – ирландцы. Эригена, Карлейль, Гамильтон и Берне – шотландцы. Шекспир и
Шелли – два величайших англичанина, но они далеко еще не являются крайними вершинами
человечества. Им очень далеко до таких людей, как Микельанжело и Бетховен. Обратимся к
«философам. Тут мы видим, что еще с самых средних веков они всегда являлись
застрельщиками реакции против всякой глубины: начиная с Вильгельма Оккама и Дунса
Скота – через Роджера Бэкона и его однофамильца-канцлера, через столь родственного
Спинозе Гоббеса и плоского Локка, и кончая Гартли, Пристли, Бента-мом, обоими Миллями,
Льюисом, Гексли и Спенсером. Вот вам и все крупнейшие имена из истории английской
философии. Адам Смит и Давид Юм в счет не идут: они были шотландцами.
Не следует забывать, что из Англии пришла к нам психология без души! Англичанин
импонировал немцу, как дельный эмпирик, как реальный политик в теоретической и
практической сфере, но этим исчерпывается все его значение в области философии. Не было
еще ни одного более глубокого мыслителя, который остановился бы на эмпирическом. Не
было также ни одного англичанина, которому удалось бы самостоятельно перешагнуть за
пределы эмпирического.
Однако не следует отождествлять англичанина с евреем. В англичанине заложено
больше трансцендентного, чем в еврее, только дух его скорее, направлен от
трансцендентного к эмпирическому, чем от эмпирического к трансцендентному. Будь это не
