 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
не менее, нет человека, который не был бы бессознательно физиономистом, в то время, как
все выдающиеся люди являются ими сознательно. Часто приходится слышать, как люди, не
считающие физиономику за науку, употребляют такие фразы: «это у него на лбу написано»,
а портрет известного человека или разбойника интересует даже людей, никогда не
слыхавших слова «физиономика».
В наше время, когда литература наводнена отношениями психического к физическому,
когда возглас маленькой, но смелой и все кучки «взаимодействие» противопоставлен
возгласу компактного большинства: «психологический параллелизм!»– было бы полезно
обратить внимание на упомянутые явления. Правда, нужно было бы тогда поставить вопрос,
не есть ли предположение соответствия между психическим и физическим началами, до сих
пор не рассмотренная, априорная, синтетическая функция нашего мышления; мне по
крайней мере кажется вероятным, что каждый человек признает физиономику, поскольку он,
независимо от опыта, применяет ее. Хотя Кант и не заметил этого факта, однако последний
подтверждает только его взгляд, что отношение телесного к духовному не может быть
дальше доказано научно. Принцип закономерной связи духа с материей нужно поэтому
признать в каждом исследовании за основной, а метафизике и религии предстоит находить
еще более близкие определения характера этой связи, существование которой a priori
известно каждому человеку.
Безразлично, связывают ли характерологию с морфологией или нет, но как
относительно первой, так и относительно результата координированного изучения обеими
физиономики, нужно сознаться, что почти безуспешные попытки основать такие науки
глубоко коренятся в самой природе такого трудного предприятия, но что и отсутствие
надлежащего метода должно приписать к одной из причин неудачи. Прием, который я в
дальнейшем предложу взамен общепринятого метода, был моим верным проводником через
многие лабиринты. Не желая медлить больше, я предоставлю его на общее обсуждение.
Одни люди любят собак и не терпят кошек, другие охотно смотрят на игру котят, а
собака для них является противным животным. Во всех таких случаях чрезвычайно
гордились, и имели на то право, когда спрашивали: почему один предпочитает кошку,
другой собаку? Почему? Почему?
Но именно здесь такая постановка вопроса менее всего кажется плодотворной. Я не
думаю, что Юм и в особенности Мах правы, когда не делают никакого особого различия
между одновременной и последовательной причинностью. Им приходится сильно
преувеличивать известные несомненные аналогии, чтобы поддержать колеблющееся здание
своих систем. Отношение двух явлений, закономерно следующих одно за другим во
времени, никак нельзя отождествлять с закономерной функциональной связью различных
единовременных элементов: в действительности мы не имеем права говорить об ощущениях
времени и применять их координированными с другими чувствами. Кто действительно
считает проблему времени разрешенной, в том случае, когда отождествляют его с часовым
углом земли, тот не замечает по крайней-мере того, что если бы земля внезапно стала
вращаться вокруг своей оси с неравномерною скоростью, мы бы все-таки остались с
априорным предположением равномерного течения времени. Отличие времени от
материальных переживаний, на чем и основывается разделение последовательной и
одновременной зависимости, а вместе с тем и вопрос о причине изменений, вопрос почему
тогда законы и плодотворны, когда условие и обусловленное являются друг за другом во
времени. В нашем случае, как пример индивидуально-психологической постановки вопроса,
в эмпирической науке, не выясняющей метафизическим применением субстанции
закономерного одновременного существования отдельных черт данного явления, не должно
ставить вопроса почему, прежде всего необходимо исследовать: чем еще отличаются друг от
друга любители кошек и любители собак?
Привычка ставить вопрос о существующих других различиях везде, где заметно лишь
какое-нибудь одно, послужит на пользу, я думаю, не только характерологии, но и
морфологии, а сообразно с этим явится методом в соединении их – физиономике. Еще
