 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
том, что психоаналитик может почерпнуть из биографических и автобиографических источников все
необходимые ему сведения об авторе, вызывают некоторые сомнения. Психоанализ исследует не
внешнюю реальность, а «реальные фантазии», т. е. переживания, находящиеся под влиянием
бессознательных или инфантильных фантазий и зачастую резко контрастирующих с объективной
реальностью. Поэтому «объективные» (в том числе автобиографические) источники зачастую
оказываются бесполезными в ходе реконструкции вытесненного содержания. Перед литературной
интерпретацией текстологической направленности стоит другая задача. Исследователь задается
вопросом, был ли известен реальному автору подтекст его произведения и связано ли латентное
значение текста с динамикой влечений автора. В рамках литературной интерпретации текстологической
направленности психоаналитиками уже давно не практикуется популярное некогда весьма вольное
толкование символов. Сам Фрейд лишь на протяжении короткого периода своей научной деятельности
использовал понятие символа в том значении, которое до сих пор вкладывают в словосочетание
«фрейдистская символика», полагая, что определенные элементы фантазий имеют неизменное
бессознательное значение. Начиная еще с 1914 г. Фрейд настойчиво предостерегал психоаналитиков от
чересчур упрощенного понимания и толкования символов, указывая на то, что толкование символов
конкретного сновидения можно осуществить только с помощью свободных ассоциаций самого
сновидца, зная все особенности его индивидуальной истории развития, текущего состояния и
специфику его комплексов и проблем. Иными словами, не всякий банан, увиденный во сне или
введенный в контекст литературного произведения, означает фаллос. Вместе с тем Фрейд допускал, что
в области символики, в особенности символики сексуальной, наблюдаются стереотипы, обусловленные
культурной средой и представляющие собой уже готовую форму выражения индивидуального
бессознательного. Тезис о константном значении символа сохранился сейчас лишь в рамках юнгианской
глубинной психологии. В связи с возросшей дифференциацией методов и возникновением в
литературоведении течения, ориентированного прежде всего на восприятие и эстетические функции
текста, в последнее время наибольшее внимание уделяется психоанализу восприятия литературных
текстов.
Значительный вклад в развитие психоаналитической литературной критики внес Лоренцер
(Lorenzer А., 1986), который поставил вопрос о правомерности применения методов психоанализа в
культурологии и пришел к выводу, что при анализе литературного текста следует использовать не
клинический подход и методы, связанные с психоаналитической теорией личности, а
психоаналитические методы познания. Процесс терапии формируется под влиянием личности
психоаналитика и может динамично меняться. Литературный текст, напротив, имеет неизменную
форму, подлежит воспроизведению, а его понимание направлено на изменения в состоянии
интерпретатора.
Психоаналитические идеи и взгляды на природу человека привлекли внимание практически всех
значительных писателей XX в. И хотя не все из них относились к идеям Фрейда с симпатией, ряд
сюжетов и произведения многих авторов свидетельствуют о достаточно близком знакомстве с работами
Фрейда. Отношение литераторов к психоанализу иногда было достаточно полемическим (например,
Набоков В. В.), но каждый, кто читал «Лолиту», согласится, что почти все авторские открытия уже были
сделаны ранее — в психоанализе.
Точки соприкосновения между психоанализом и литературой обнаруживаются не только в тех
случаях, когда психоанализ становится литературной темой, а психоаналитик — персонажем романа
или фильма, как в «Волшебной горе» Т. Манна или «Кушетке в Нью-Йорке», но и в самой тематической
параллельности литературы и психоанализа, которые занимаются целенаправленной реконструкцией
человеческих переживаний и поведения в определенных условиях. Литература создает сценарии
взаимодействия персонажей, руководствуясь эстетическим принципом оригинальности, предлагая
новую развязку или динамику собственных сюжетов. Психоанализ аналогичным образом
реконструирует в рамках сотрудничества аналитика и анализируемого возникающие в данных условиях
сюжетные схемы, благодаря которым «материал» предстает в новом свете и появляется возможность для
дальнейшего развития. Данные параллели позволяют искать тематическую аналогию между процессами
психоаналитической реконструкции и современной литературой.
Сам психоанализ является частью целительного литературного дискурса, развитие которого
