 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
Текст взят с психологического сайта http://www.myword.ru
Текст взят с психологического сайта http://www.myword.ru
Сколько раз, встречая молодую женщину, которую я знал еще девушкой, через несколько
месяцев или лет после ее вступления в брак, я удивлялся пошлости ее характера и
мелочности ее жизни.
Почти те же слова мы читаем в дневнике Софьи Толстой через полгода после свадьбы.
13 октября 1863 года: У меня будничная жизнь, смерть. А у него целая жизнь, работа
внутри, талант, бессмертие.
Через несколько месяцев у нее вырывается еще одна жалоба: Нельзя довольствоваться
только тем, чтоб сидеть с иголкой или за фортепьяно, и одной, совершенно одной, и
придумывать, или просто убеждаться, что муж не любит и что теперь закабалена и сиди.
И одиннадцать лет спустя она пишет слова, под которыми и сейчас немало женщин
готовы подписаться: 12 октября 1875 года: ...и нынче, завтра, месяцы, годы — все то же и
то же. Проснешься утром и не встаешь. Что меня поднимает, что ждет меня? Я знаю,
придет повар, потом няня... потом я... сяду молча вышивать дырочки, потом ученье
грамматики и гамм... Потом вечером то же вышиванье дырочек и вечное, ненавистное для
меня раскладыванье пасьянсов тетеньки с Левочкой.
543
На то же самое жалуется и г-жа Прудон. «У вас есть идеи, — говорила она мужу, — а у
меня, когда вы на работе, а дети в школе, ничего нет».
Нередко в первые годы семейной жизни женщина питает иллюзии, стремится во что бы то
ни стало восхищаться мужем, безгранично любить его, внушает себе, что муж и дети не
могут без нее жить. Затем на поверхность выходят ее истинные чувства: она замечает, что
муж прекрасно мог бы обойтись без нее, что дети со временем отдалятся от нее, видит,
что и муж и дети в той или иной мере неблагодарны. Домашний очаг не защищает ее
больше от пустоты; оказывается, что она одинока и в качестве неповторимой личности
никому не нужна. При этом она неспособна уже найти никакого применения своим силам.
Серьезной опорой ей могут служить привязанности и привычки, но спасти ее они не
могут. Все правдиво пишущие писательницы говорят о грусти, в которую погружается
душа «тридцатилетней женщины». Это чувство испытывают героини Кэтрин Мэнсфилд,
Дороти Паркер, Вирджинии Вульф. Сесиль Соваж, которая в начале своей писательской
карьеры жизнерадостно воспевала брак и материнство, позднее осторожно намекала на
бедственное положение женщин. Показательно, что при сравнении количества
самоубийств, совершаемых незамужними и замужними женщинами, обнаруживается, что
в возрасте от двадцати до тридцати лет (особенно от двадцати пяти до тридцати) эти
последние надежно защищены от отвращения к жизни. В дальнейшем же ситуация
меняется. «Что касается замужества, — пишет Хальбвакс,— то как в провинции, так и в
Париже оно защищает женщин главным образом до тридцатилетнего возраста, а позже его
роль идет на убыль»1.
Брак драматичен не потому, что он не приносит женщине обещанного счастья — ведь
счастье не может быть гарантировано, — а потому, что он калечит женщину, обрекая ее
на однообразие и косность. Первые двадцать лет жизни женщины изобилуют событиями;
