 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
конца пространства, тьмы и света. Он не знает того, что там, где все кончается, там все начинается»
(цит. по: Руткевич, с. 138).
Большинство психотерапевтических систем, считает Лэнг, ориентированы на приспособление
пациента к репрессивной цивилизации, разрушающей первоначальное единство бытия и небытия,
внешнего и внутреннего. Внутренние противоречия, разорванность различных аспектов сознания —
таково состояние человека, обнаружившего «внутреннее измерение», «полубезумного существа в
сумасшедшем мире». Парадокс экзистенциальной психотерапии Лэнга состоит в том, что «нормальные»
настолько больны, что даже не знают о своей болезни, а «больные» — это те, кто начал выздоравливать.
Исходя из этого, Лэнг видит свидетельство безумия большинства людей в том, что они не
ощущают себя психически больными. Они не воспринимают того, что их «опыт» разрушается,
поскольку разрушение осуществляется сегодня так, что его воспринимают как благодеяние. Такое
разрушение начинается с детства, путем насилия, именуемого любовью: «Дети еще не дураки, но мы их
сделаем такими же имбецилами, как мы сами...» (цит. по: Руткевич, с. 139). Это насилие приучает с
первых месяцев «правильно» двигаться, говорить, чувствовать, выбирать. Социализация является
принуждением вести себя и думать так, как это делают родители. «Дети с трудом отказываются от
врожденного воображения, любопытства... Вы должны любить их, чтобы заставить их сделать это.
Любовь — это путь от подчиненности к дисциплине, а через дисциплину... к предательству своего Я»
(цит. по: Руткевич, с. 139). Способность обманывать себя лежит в основе адаптации и социализации.
Социально разделяемые галлюцинации являются тем, что называют реальностью. Безумие пронизывает
даже самые интимные сферы жизни людей. К пятнадцати годам любовь разрушает большую часть
способностей подрастающего поколения, и появляется «еще одно полубезумное существо, более или
менее приспособленное к сумасшедшему миру» (цит. по: Руткевич, с. 139).
Отсюда Лэнг делает вывод о том, что шизофрения есть естественный процесс выздоровления. «Я
думаю, что шизофреники могут научить психиатров большему о внутреннем мире, чем психиатры
своих пациентов» (цит. по: Руткевич, с. 139). Обращаясь к мистическому опыту, он пишет, что ранее
существовали лучшие условия для опыта «других измерений»: «Процесс вхождения в иной мир из этого
мира и возвращения к этому миру из иного является столь же естественным, как смерть или рождение»
(цит. по: Руткевич, с. 139). Сегодня же подобное «погружение» стало асоциальным. «Ни один век в
истории человечества не терял в такой мере связь с этим естественным процессом выздоровления» (цит.
по: Руткевич, с. 139).
Лэнг описывает ступени, по которым проходит это «погружение». «Вспять через личностную
жизнь, затем далее вглубь, по ту сторону, в опыт всего человечества, первого человека, Адама, а иногда
еще дальше к бытию животных, растений, минералов» (цит. по: Руткевич, с. 140). Затем по тем же
ступенькам «лестницы» возвращаются обратно, обновляя свои представления о мире, возрождаясь к
новой жизни. Опыт психотика, таким образом, отождествляется Лэнгом с мистическим опытом. Он
даже считает, что опыт психотика является «одной из тех немногих вещей, которые еще имеют смысл в
нашем историческом контексте», т. е. в мире тотального отчуждения и безумия. В нем осуществляется
«трансцендентальный опыт», лежащий в основе всей психической жизни.
«Когда личность сходит с ума, происходит глубокая трансформация ее места по отношению ко
всем регионам бытия. Центр ее опыта сдвигается от Эго к самости. Мирское время становится просто
анекдотическим, только вечное имеет смысл» (цит. по: Руткевич, с. 140). Прекращается «эгоистическое
существование» в мире иллюзии. Безумие дает выход к иному миру, к видению сверхъестественного
света, который, конечно, может и сжечь. «Погружение» сопровождается распадом личности,
адаптировавшейся к неподлинному миру, «этого ложного Я, компетентно приспособленного к нашей
социальной реальности». Возвращаясь из «путешествия» по внутреннему пространству, человек
обновляется. Подчеркнем, что происшедшая подмена психотерапии мистическими «озарениями»
вызвала резкую критику даже со стороны коллег Лэнга, оцепивших подобные положения
«антипсихиатрии» как чрезвычайно опасные прежде всего для пациентов.
Философско-теологические воззрения Мартина (Мордехая) Бубера оказали необычайное
воздействие как на современные концепции межличностной коммуникации, педагогику, социальные
науки, так и на теорию психотерапии. Главной их особенностью было то, что они основывались, с
одной стороны, на еврейской мистической школе и хасидизме, а с другой — на теории релятивизма.
[Бубер основывался на мистической традиции, согласно которой каждый индивид — частица Завета и
соответственно в каждом заключена божественная искра, а вместе они раскрывают священное
присутствие. Следовательно, всех индивидов объединяет то, что каждый обладает космической,
духовной связью с мирозданием.]
