 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
себя в зеркале или отклика на свое имя является также и моментом отчуждения, ибо субъект навсегда
остается очарованным своим «зеркальным Я», вечно тянется к нему как к недосягаемому идеалу
цельности. «Чем иным является Я, — пишет Лакан, — как не чем-то, что первоначально переживалось
субъектом как нечто ему чуждое, но тем не менее внутреннее... субъект первоначально видит себя в
другом, более развитом и совершенном, чем он сам». Лакан доводит свои мысли до радикального
вывода: «Либидозное напряжение, вынуждающее субъекта к постоянному поиску иллюзорного
единства, постоянно выманивающее его выйти из себя, несомненно, связано с той агонией
брошенности, которая и составляет особенную и трагическую судьбу человека». Кроме того, в этом
зеркальном двойнике находится источник не только желания, но и завистливой агрессии.
Но субъект является пленником не только своего зеркального образа. Еще до своего рождения
человек попадает иод влияние речевого поля других людей, которые выражают свое отношение к его
появлению на свет и чего-то от него ждут. Эта речь других людей (по лакановской терминологии —
речь Другого) и формирует символическое субъекта. Исходя из этого, символическое есть априорный
социальный порядок, система языка и вообще любая семиотическая система.
Для маленького ребенка знакомство с миром и с речью Другого начинается с фрустрации
первичного нарциссизма (т. е. с невозможности поддерживать адекватное внутриутробное единство с
материнским телом из-за неизбежных упущений самой совершенной матери). Повинуясь
социокультурным условностям, не позволяющим современной женщине постоянно держать ребенка
рядом со своим телом, мать время от времени покидает ребенка, который не может понять, почему это
происходит. Разлуки с матерью кажутся ребенку капризом или жестокостью с ее стороны, пока он, с
точки зрения Лакана, не овладеет речью и не узнает об анатомической разнице полов.
Лакан последовательнее других психоаналитиков подчеркивает необычайную важность для
бессознательного комплекса кастрации и того отречения (Verleugnung) или незнания (meconnaissance),
которым люди с самого детства защищаются от факта, что у женщины нет фаллоса. Он цитирует
описанный Фрейдом специфический аспект зависти к пенису — символические последствия этого
комплекса для отношений женщины со своим будущим ребенком: «Она соскальзывает — благодаря
символическому уравнению, можно сказать, — с фаллоса на ребенка». Доводя эту идею до логического
конца, Лакан указывает, в каком положении оказывается такая женщина и ее ребенок: «Если желание
матери составляет фаллос, ребенок захочет стать фаллосом, чтобы удовлетворить это желание». Такое
открытие наконец объясняет то, зачем мать покидала ребенка: она делала это в поисках недостающего
ей фаллоса, который она могла получить только у фаллического отца. Овладение человеческой речью
позволяет попять, что же именно говорила мать, оставляя ребенка: она называла Имя отца.
Итак, во всех межличностных контактах, для которых отношения между матерью и ребенком
становятся первой моделью, фаллос навсегда остается символом, означающим желание, которое, по
определению, никогда не может быть удовлетворено. Лакан подчеркивает, что то, что мы желаем — не
сам объект, не Другой, а желание Другого, т. е. мы желаем, чтобы нас желали. Поэтому в структурном
психоанализе Лакана «субъекта побуждают заново родится, чтобы узнать, хочет ли он того, чего
желает». Имя отца становится первым словом, возвещающим закон и символический порядок мира
патриархальной культуры. Мало того, Имя отца разрывает телесную инцестуозную связь ребенка и
матери и устанавливает символический принцип членства в человеческих сообществах.
По мере того как растущий ребенок попадает в речевое поле Другого, он переживает еще одну
травму — открытие факта смертности всех живущих. Человек, который желает, чтобы его желали,
неизбежно сталкивается с нарциссической травмой собственной нежелательности, что вынуждает его
перекраивать себя по чужой мерке и, соперничая с другими, ожидать признания Другого. По мысли
Лакана, эти переживания неизбежно ведут к зависти, злобе, агрессии и смертельной обиде на мир и на
самого себя.
Отчуждение человека от своей подлинной сущности, начавшееся с идентификации с зеркальным
двойником в стадии воображаемого, усугубляется в стадии символического по мере вхождения
субъекта в поле речи Другого. Это вызывает запоздалый протест, который изначально безнадежен.
Лакан определяет положение ребенка перед лицом ожидания Других выражением «жизнь или
кошелек». С помощью этой метафоры он описывает ситуацию вынужденного выбора: субъект либо
откажется от удовлетворения своих сокровенных желаний (отдаст «кошелек») и тогда он сможет
продолжить жизнь как член культурного общества, либо он не отдаст «кошелек», но тогда он будет
исторгнут из жизни и его желания все равно останутся неудовлетворенными (как, например, в случае
детского аутизма). Отдавая «кошелек», субъект отдается на милость Другого, а именно он вынужден
принять тот смысл, который другие люди припишут его призывам (например, плач мальчика мы
