современники в огромном большинстве призваны всегда поддерживать и прославлять
непосредственную современность и тем самым вести к тому роковому исходу, сложность которого
предчувствующий творческий дух уже пытался разрешить.
Теперь нам остается дать себе отчет в одном важном вопросе: в чем сущность того сокровища и
того символа обновленной жизни, которые поэт ощущает как нечто несущее радость и спасение? Мы
собрали уже целый ряд примеров, доказывающих «божественную» природу, «божественность»
сокровища. Этим уже ясно сказано, что в этом символе заложены возможности новых энергетических
разрядов, а именно освобождений бессознательно связанного либидо. Символ всегда говорит: в этой
приблизительно форме возможна новая манифестация жизни, освобождение от связанности и от
пресыщения жизнью. Либидо, освобожденное из бессознательного через этот символ, выражается
символически в образе помолодевшего или вообще нового Бога; так, например, Иегова превратился в
христианстве в любящего отца и вообще возвысился до более высокой и одухотворенной моральности.
Мотив богообновления распространен всюду, и потому можно допустить, что он известен. О
спасительной силе сокровища Пандора говорит: «Но посмотри, однажды я слышала о племени людском,
богатом страданиями и достойном того, чтобы сжалиться над ним; поэтому я придумала для них дар,
чтоб, может быть с соизволения твоего, смягчить или утешить их великие страдания». /66- 1.с. P.108/ А
листья дерева, охраняющего место рождения, поют: «Ведь здесь присутствие, и здесь блаженство и
благодать». /66- P.127/
Весть о «чудесном младенце», о новом символе, несет любовь и радость, то есть состояние
райского характера. Весть эта образует параллель с рождением Христа, тогда как привет от богини
солнца /66- P.132/ и чудо, сопровождающее рождение, в этот момент люди, находящиеся вдали,
становятся «добрыми» и на них нисходит благодать /66- P.129/, напоминают рождение Будды. Из
«Благодати Божьей» я хотел бы привести лишь следующее значительное место: «В жизни каждого мужа
осуществляются те образы, которые он провидел однажды, младенцем, в многоцветном сонном
видении будущего». /66- 1.c. P.128/ Этим, очевидно, сказано, что фантазии детства могут осуществиться,
то есть что эти образы не утрачиваются, а вновь приближаются к зрелому человеку и должны
исполниться. Старик Кулэ /67-
S.16 f/ у Барлаха говорит: «Когда я ночью лежу и тьма душит меня
подушками, то иногда вокруг меня разливается звенящий свет, видимый моим глазам и доступный
моему слуху. И тогда вокруг моего ложа восстают прекрасные образы лучшего будущего. Они еще
недвижны, но дивно прекрасны, они еще объяты сном, но тот, кто пробудил бы их, тот создал бы
миру более совершенный лик. Это был бы герой, кто мог бы это сделать». «Какие сердца впервые
забились бы тогда! Совсем другие сердца, которые бьются совсем иначе, чем могут биться теперь».
(Об образах.) «Они не освещены никаким солнцем, и солнечный свет никогда не достигает их. Но они
хотят и должны однажды выйти из ночной темноты. В том и заключалось бы искусство, чтобы
выставить их на солнце, тут они ожили бы».
Эпиметей тоже тоскует по образу, по сокровищу; в разговоре о статуе Геракла (героя!) он говорит:
«В этом и заключается смысл образа, и в этом единственно он полагает нашу славу, чтобы мы пережили
и использовали данное нам стечение обстоятельств, чтобы созрело над нами некое сокровище и мы
приобрели его». /66-
1.c. P.138/ Точно так же, когда сокровище, отвергнутое Эпиметеем, приносят
жрецам, они поют именно то самое, что ранее пел Эпиметей, призывая сокровище: «О, приди, о Боже, с
Твоею милостью», с тем чтобы непосредственно вслед за этим отвергнуть предложенное им небесное
сокровище, богохульствуя. В начальных словах того гимна, который поют жрецы, нетрудно узнать
протестантскую церковную песнь: «Приди, о приди, дух жизни, истинный Господь от века! Сила твоя да
не будет напрасной, да преисполнит она нас навсегда: тогда дух, и свет, и сияние пребудут в темных
сердцах. О дух силы и мощи, ты некий новый дух, воздвигни в нас деяния твои» и т. д.
В этом гимне мы имеем полную параллель к изложенным нами выше соображениям. То
обстоятельство, что те же самые жрецы, которые поют эту песнь, отвергают новый дух жизни, новый
символ, вполне соответствует рационалистической природе Эпиметеевых созданий. Разум всегда ищет
разрешения разумным, последовательным, логическим путем, и в этом он прав применительно ко всем
средним положениям и проблемам, но в величайших, решающих вопросах разум оказывается
недостаточным. Он не способен создать образ, символ; символ иррационален. Когда рациональный
путь приводит в тупик а это случается всегда, рано или поздно, тогда разрешение приходит с той
|