 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
его. И совокупность таких актов поддерживает жизнь общества или изменяет его. Оно
— не продукт деятельности отдельных субъектов (во всяком случае, я покажу, что
человеческое действие полностью обусловлено обществом). Следовательно, по
отношению к индивидам общество выступает как нечто такое, чего они никогда не
делали, но что существует только благодаря их деятельности.
Далее, если общество предшествует индивиду, объективация приобретает совсем
другое значение. Ибо она как сознательная человеческая деятельность осуществляется
на данных наличных объектах, и ее нельзя представить себе протекающей в их отсутст-
вии... Всякая деятельность предполагает первичное существование социальных форм
<...>
Необходимое предсуществование социальных форм предполагает концепцию
социальной деятельности, радикально отличную от той, что обычно направляет спор о
связи общества и личности. Оно подталкивает, по существу, к аристотелевской
концепции, живым образом которой является скульптор за работой, формирующий
Произведение из материалов и инструментами, которые ему доступны. Я буду называть
эту концепцию преобразовательной (трансформационной) моделью социальной
деятельности. Модель при-ложима как к рассудочным, так и нерассудочным видам
практики-к науке и политике так же, как к технологии и экономике. Например, в науке
сырые материалы, используемые при построении новых теорий, включают: признанные
результаты и полузабытые идеи запас доступных парадигм и моделей, методов и
методик исследования, — так что научный новатор в ретроспективе начинает казаться
своего рода bricoleur
29
в познании. Если прибегнуть к словарю Аристотеля, в
каждом процессе производительной деятельности необходимы материя и действующая
(образующая) причина. А, следуя Марксу, можно аналитически рассматривать
социальную деятельность как производство, т. е. работу над и с материальными
причинами, влекущую за собой их преобразование. Далее, если, вслед за Дюркгеймом,
считать общество источником обеспечения человеческого действия материальными
причинами, и, вслед за Ве-бером, отказываться реифицировать его, то легко
сообразить, что и общество и человеческая практика должны иметь двойственный
характер. Общество есть и вездесущее условие (материальная причина), и непрерывно
воспроизводимый результат человеческой деятельности. И практика выступает и как
работа, т. е. сознательное производство, и как (в норме бессознательное) воспроизводст-
во условий производства, т. е. общество. Первое из двух последних предложений можно
считать выражением двойственности структуры
30
, второе — двойственности практики.
Вернемся теперь к людям. Человеческое действие характеризуется очевидным
свойством преднамеренности и целенаправленности (интенциональности) (...)
Уже отсюда должна быть ясна важность категориального различения между людьми
и обществами и, соответственно, между человеческими действиями и изменениями в
социальной структуре. Свойства социальных форм могут очень отличаться от свойств
индивидов, от деятельности которых они зависят. Так, без всякой натяжки можно
признать, что целенаправленность, интенциональ-ность и иногда самосознательность
характеризуют человеческие действия, но не изменения в социальной структуре
31
. Моя
концепция состоит в том, что люди в своей сознательной деятельности по большей
части бессознательно воспроизводят (и попутно преобразуют) структуры,
направляющие их самостоятельные «производства». Так люди вступают в брак не для
того, чтобы воспроизвести нуклеарную семью, и работают не для того, чтобы
поддержать жизнь капиталистического хозяйства. И тем не менее семья и хозяйство
оказываются ненамеренным последствием (и неизбежным результатом), равно как и
необходимым условием, их деятельности. Более того, когда социальные формы
изменяются, объяснение этого обычно кроется не в желаниях субъектов изменить их
определенным образом, хотя такой образ может выступать в роли весьма важного
