римском предписании обращения к себе не обнаруживается исходная точка, первая
завязь всех тех практик и знаний, которые в дальнейшем получат развитие в
христианском и современном мире и которые станут начальной формой тех духовных
наук, которые впоследствии будут названы психологией и анализом сознания.
Истинность субъекта
Каким образом вопрос об истинности субъекта встал на повестку дня? Как, почему и
какой ценой была предпринята попытка высказать истинное суждение о субъекте, о
том субъекте, которым человек не является, субъекте безумном или преступном, о том
субъекте, которым человек является в обычной жизни, поскольку он говорит или
работает, наконец, о том субъекте, которым человек бывает непосредственно для
самого себя и в индивидуальном плане (в особом случае проявления сексуальности)?
Именно этот вопрос о структуре истинности субъекта в этих трех формах я упорно
пытался поставить.
Существуют две основные модели, объясняющие отношения между заботой о себе и
самопознанием: платоновская и христианская.
1. Платоновская модель воспоминания, в которой объединяются и сливаются в
едином душевном порыве самопознание и познание истины, забота р себе и возврат к
бытию.
2. Христианская модель экзегезы (начиная с III и IV вв. н.э.).
В христианстве мы имеем схему отношений между познанием и заботой о себе; эта
схема заключается, во-первых, в постоянном обращении от истинности текста к
самопознанию, во-вторых, в интерпретации метода толкования как способа
самопознания и, наконец, в позиции цели, которой является самоотречение.
Эти две модели покрыли собой третью эллинистическую модель самоцели
отношения к себе. Однако эта модель, в отличие от модели Платона, не приравнивает
заботу о себе к самопознанию, а оставляет ее автономной. И, в отличие от
христианской, данная модель не интерпретирует «Я» как то, от чего следует
отказаться, а, напротив, как цель, которую нужно достичь. Эллинистическая модель
направлена на самоцель «Я», то есть на обращение к себе.
24 февраля 1982 Духовность и аскеза
Если понятие mathesis означает знание мира, то аскеза значит знание субъекта. Речь
идет о знании, которое подразумевает следующие четыре условия: перемещения
субъекта, валоризация вещей согласно их реальному положению в космосе,
возможность для субъекта видеть самого себя и, наконец, изменение способа бытия
субъекта благодаря знанию. Именно это, на мой взгляд, и составляет то, что можно
было бы назвать духовным знанием.
В культуре своего «Я» проблема субъекта в его отношении к практике ведет к чему
угодно, кроме вопроса о законе. Она приводит к следующему вопросу: каким образом
субъект может поступать так, как ему надлежит поступать, быть тем, чем он должен
быть благодаря знанию истины? Греки и римляне, ставя вопрос о соотношении теории
и практики, стремились понять, в какой степени сам факт знания истины может
позволить субъекту не только действовать так, как он должен действовать, но и быть
тем, кем он должен и хочет быть.
Схематически можно сказать следующее: там, где мы, современные философы,
понимаем вопрос как «возможную или невозможную объективацию субъекта» в
области знания, древние понимали структуру знания мира как духовный опыт
субъекта; и там, где мы подразумеваем подчинение субъекта законопорядку, наши
греческие и римские предки подразумевали организацию субъекта как конечную цель
для самого себя через истину и ее осуществление. В этом заключается
|