 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
оплетено паутиной, мы милостью Божией
воскресили, очистили, стряхнули пыль и вымели
сор, чтобы оно вновь засверкало и все смогли
увидеть, что есть Евангелие, Крещение,
Причастие, Таинство, Ключ, Молитва,— есть
все, что дал Христос и как нужно для спасения».
Luther. Auslegung ties 16. Kapitels Johannis (Erl.
50, 86 f). (Ср. с высказываниями Лютера с. 316,
320-321, 325-326, 329-330, 333, 335-336
настоящей рукописи.)
Немногие из выдающихся религиозных личностей вызывали столь различные оценки,
какие вызвала личность Лютера. «Запутанный партиями любви и ненависти,
колеблется в истории его образ»,— ни к одному из великих гениев царства религии эти
слова поэта не приложимы более точно. Во-первых, Лютер является величайшим из
всех ересиархов, отступников и обновленцев, который разрушил более чем
тысячелетие остававшееся неприкосновенным единство западной церкви и оторвал
миллионы душ от материнского лона святого католичества. Во-вторых, Лютер является
величайшим реформатором, несравненным, божьей милостью отмеченным и
призванным человеком, который освободил христианство от иудейско-языческих
суеверий и вновь вынес на свет чистое и ясное Евангелие, долгими столетиями
пребывавшее под сором человеческих представлений. С одной стороны, Лютер —
бескультурный, темный, средневековый, верующий в авторитет. Он не может
сравниться с тонкими и образованием просветленными гуманистами Возрождения,
впитавшими духовное наследие греческой и римской античности. С другой стороны,
он — просвещенный мыслитель, который открыл Новое время, который зажег факел
Просвещения и освободил мир от эгоистического господства священников и власти
темных суеверий. С одной стороны, Лютер — символ немецкого варварства, немецкой
косности и жестокости, немецкого страдания и уныния; не один раз такое осуждение
высказывалось его противниками в войне, даже внутри протестантизма враждующими
лагерями. С другой стороны, и в противоположность этому, Лютер — национальный
герой, воплощение немецкой свободной воли и душевной глубины, немецкой
правдивости и устремленности внутрь. Все оценки выделяют определенные стороны в
образе этой, можно сказать, единственной в своем роде неисчерпаемо богатой
личности и освещают ее историческое значение лишь с ограниченной точки зрения.
Только тогда приоткроется нам выдающаяся личность Лютера в своих сокровенных
глубинах, когда мы будем рассматривать его в конце концов в качестве того, кем он
был прежде всего, в качестве религиозного гения. И только тогда мы будем в состоянии
понять его особенность и его всемирно-историческое значение, когда поместим его в
рамки общей истории христианства и даже всеобщей истории религий. Конечно,
чрезвычайно трудно проникнуть во внутренний мир религиозного гения; вдвойне
трудно понять и оценить этого героя; его образ окружен ореолом энтузиазма друзей и
затемнен непониманием и ненавистью врагов. Но история и психология религии,
которые стремятся охватить религиозную мистерию в ее самых многообразных
формах, могут попытаться подойти к решению этой трудной задачи, осуществление
которой постоянно осложняется конфессиональными привязанностями. Когда
исследователь долгое время останавливается близ самых различных религиозных
гениев, индийских провидцев атмана и христианских мистиков, Будды и Плотина,
израильских пророков и псалмопевцев, Иисуса, Павла и Августина, когда он долго и с
глазу на глаз находится рядом с этими религиозными деятелями и расспрашивает их о
самом сокровенном, лучшем и глубоком, тогда он может оценивать эти вызывающих
жаркие споры личности с открытыми глазами и чистым сердцем, тогда его взгляд
незамутнен религиозной пристрастностью.
