 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
большевизацию России он видел как ее европеизацию. Вообще Горький — самый
пылкий и самый грубый наш западник. Публицистика Горького 30-х годов —
кошмарное чтение, ее боятся переиздавать (даже в составе академического полного
собрания сочинений Горького, которое приостановилось именно по этой причине):
переиздать сейчас горьковские статьи того времени — все равно что вывесить на
Красной площади портреты Ягоды, Ежова и Берии.
Но в то самое время, когда на страницах «Правды» и «Известий» появились его
статьи, прославляющие строителей нового мира — чекистов, Горький писал роман
«Жизнь Клима Самгина». Я не хочу сказать, что это произведение — художественный
шедевр (хотя первый его том относится к лучшему из написанного Горьким). Это,
однако, художественное произведение; Горький в нем снова и опять художник. Роман
этот — род иронического комментария к горь-ковским статьям в советских газетах.
Опять же оговариваюсь: ничего видимо антисоветского и антикоммунистического в
«Климе Самгине» нет, но в нем зато нет и ничего советского и коммунистического.
Просто в этой вещи, как нигде у Горького, раскрывается ироническая, игровая природа
художника.
Сам герой романа в этом отношении очень интересен. Это якобы тип интеллигента-
скептика, из попутчика революции становящегося ее врагом. Горький всячески уверял
своих корреспондентов в том, что Клим Самгин нехороший человек; но он не мог
спрятать до конца одну истину о своем герое: что это его, Горького, психологический
автопортрет. Скепсис Самгина — это ускользающая от определений, ироническая и,
как сказал бы Томас Манн, проблематическая природа художника. «Не верь, не верь
поэту, дева», — сказал Тютчев. Горький в «Самгине» — вот этот самый поэт, которому
не следует верить. Интересно, что когда появилась первая книга романа (1927), — то
есть в то время, когда Горький не был еще объявлен священной коровой
«социалистического реализма», — советские критики отозвались о романе примерно
так же, как пишущий эти строки, а известный тогда литератор-коммунист Федор
Гладков Написал Горькому истерическое письмо, обвинив его в предательстве всех
светлых идеалов революции. И Гладков был прав, поскольку он уловил
бессознательный мотив у Горького. Эпиграфом к можно было бы взять шекспировское
«чума на оба ваши дома». Горький уходил в «Самгина», чтобы разрушить самоотож-
дествление со статьями в «Правде», вот почему роман так непомерно длинен: это было
у Горького лекарство до конца дней, вроде инсулина у диабетиков.
Перевод тома «Самгина» на английский был озаглавлен «Свидетель», — издатель
тоже ощутил эту «внепартийную» природу горьковского героя, то есть в данном случае
природу самого Горького, игровую природу художника. Не обязательно было деклари-
ровать ненависть к марксистам, достаточно было передать ее Самгину.
Клим Самгин размышляет в четвертом томе: «Моя жизнь — монолог, а думаю я
диалогом, всегда кому-то что-то доказываю. Как будто внутри меня живет какой-то
чужой, враждебный, он следит за каждой мыслью моей, и я боюсь его». Это Горький
сам себя боялся: обнаруживая в себе эти бездны ненависти и презрения к нашим
культуртрегерам и европеизаторам. Главное слово в процитированном отрывке —
«диалог», «бахтинское» слово. Роман Горького «Жизнь Клима Самгина» полифоничен,
в нем нет единого центра, и это не просто потому, что Горький бессознательно
ненавидел то, чему в сознании поклонялся, но и потому, что полифонична, иронична,
сомнительна и проблематична суть писательства как такового, — не только
писательства Достоевского. Нельзя верить поэту — потому что он сам по определению
безверен.
Я хочу тем самым сказать не только, что Бахтин был неправ, приписывая
исключительно Достоевскому общее свойство писательства, но и что литература может
