оставивших мир в неопределенности относительно дальнейшего своего пути. Этой-то
сущностной чертой отмечена, согласно М. Хайдеггеру, эпоха Нового времени,
поставленная в состояние «обезбоженное», в «состояние нерешенности относительно
бога и богов»
14
.
Эта фундаментальная неопределенность и не дает Новому времени воплотить свои
последние принципы и явить торжество разума и воли человека, а если уж оно со всей
страстью к этому устремится, то, может статься, это будут совсем иные принципы, чем
те, на которые она рассчитывала по мере своего самосознания.
И все же одну оговорку необходимо сделать по отношению к предыдущему абзацу и
интерпретации, в нем представленной. Дело в том, что «разум», угрожающий
верховным богам мифа, это еще не столько разум человеческий, сколько похожий
на него, отмеченный и умом, и хитростью, но принадлежащий персонажам
мифическим, «второму поколению богов»
15
, а потому расстающийся не с мифом, а с
его началом, сохранив его не в своей природе, но в структуре и тем самым создав
предпосылку Для перехода в историю и в горизонт исторической культуры, мороком
антиномий исторический путь размечивая и второй неопределенностью наделяя. Эта-
то «вторая неопределенность» и прозвучала с особой силой в трудах глашатаев
европейской судьбы XX века Фридриха Ницше и Освальда Шпенглера, имена которых
и доныне затемняет печать экстравагантности, которой старая и новая философская
критика их отметила. Но та же самая критика и если б она одна! вздрогнула,
оказавшись перед лицом праисторического ужаса, когда вслед раздавшемуся
«петушиному крику»
16
во тьме «слишком человеческого Просвещения» грянул
«возрожденческий, слишком сверхчеловеческий»
17
рассвет. Недобрый песенник и
сказочник Заратустра рассказывал не сказки, а возвещал миф, в котором слова
сольются с делами, да только, по древнему учению Гераклита Темного, в «гармонии
перевернутой» (51 DK), в которой сошлись «лук и лира», образуя становящийся морок
истории XX века, зовущего не «к миру, но к победе», не к «счастью, но к делу»
18
, ибо и
Гераклит учил, что «луку имя «жизнь», а дело смерть» (48 DK)
19
.
В ситуации принципиально новой, когда первоначально единое «древо жизни»
разделено различием «старших и младших богов»
20
, нарушившим космический союз,
когда разум восстал против своей божественной вертикальной основы, все же
оставшись пребывать в границах мифа, утрачено доверие человека к тео-космическим
«архетипам» культуры в пределе полностью де-ритуализированной, о чем и
свидетельствовано и пророчено в тексте, начинающем учение о карме и сансаре, о
«двух ритуальных путях» и намечающем два «типа знания»: «Те же, кто этих двух
путей не знает, становятся червями, мошками
21
, кусающимися тварями» (БрУп 6.2),
он не может более принести «жертву знанием» (даже лишь возможным, как в истории
Адама), как того требует вера и равно формула Вед
22
, чтобы вернуться к началу, во
время сакральное и «оное». Происходит замена, образующая бьющую в глаза
параллель к библейской драме грехопадения. Ибо на вопрос «Не ел ли ты от дерева, с
которого Я запретил тебе есть? Адам сказал: жена, которую Ты мне дал, она дала мне
от дерева, и я ел» (Быт. 3, 11 12). Иными словами: «Я ел, потому что мне дала жена,
потому что ее сотворил ты». Затем и последовало изгнание из рая, ибо «с такой
логикой, конечно, в раю делать нечего»
23
. Происходит замена знания ритуального,
которое во всякого рода объяснениях спрашивающему и непросящему отказывает,
предписывающего, на логическое, объяснение предлагающее, предписывающую
функцию текста ослабляющее и устраняющее, происходит замена Веды Логосом,
видения наблюдением, «бытия в сущем» знанием о существующем. Так боги
покидали землю, свершив свой путь «путь богов» в обратном космогонии
направлении, оставив человеку «путь предков», начало которому на земле, на земле
ему и конец, «из праха в прах». И след «пути богов» учение о нем сакрального
|