 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
индейцы сиу, как и ее родное племя, смотрели довольно снисходительно. Употребление детьми
сексуальной лексики воспринималось взрослыми скорее как повод для того, чтобы пристыдить их или,
если было необходимо, использовать авторитет бабушек и дедушек для спокойного предостережения.
Мы попытались растолковать Джиму силу конфликтов амбивалентности. Должно быть, он тайно
восстал против желания отца отдалить его от партнеров по играм. Джиму удалось подавить открытый
бунт лишь ценой переноса на собственных детей того, что некогда отец проделал с ним. Но поскольку
Джим никогда не считал инородный мотив отца своим, его действия лишь раздражали жену, досаждали
детям и вызывали парализующее сомнение у него самого:
Над нашим объяснением Джим размышлял несколько минут, а затем сказал: «Полагаю, в ваших
словах что-то есть», - высокая и многословная похвала от индейца. Обед был готов. Взбунтовавшаяся
жена и ее союзницы церемонно ждали за дверью, пока хозяин дома и его гости не закончат разговор.
Вот так и проходили в то время задушевные разговоры с несущими на сердце тяжесть индейцами
высоких равнин. Эти беседы были одним из главных источников нашего материала, относящегося к
тому детству индейцев сиу, каким оно когда-то было. Очевидно, что в этой области нет фактов,
свободных от самых широких коннотаций. Отчаянная попытка Джима заново обрести чувство
добродетельности враждебным по отношению к себе и своим близким способом может дать нам первое
представление о довольно странном механизме - компульсивной идентификации мужчины, родовая
целостность которого была разрушена, с самим этим разрушителем. По-видимому, интуитивно люди
всегда сознавали то, что мы научились концептуализировать лишь недавно, а именно, что небольшие
различия в воспитании детей имеют постоянное, а иногда и фатальное, значение в дифференциации у
людей образа мира, чувства порядочности и чувства идентичности.
3. Межэтнический семинар
Нашим вторым важным источником данных стал небольшой семинар, участвовать в котором нас
- меня и Микила - пригласили педагоги и социальные работники (белые и индейцы). Цель семинара -
обсуждение различных мнений, отстаиваемых учителями Службы образования индейцев. Здесь с
самого начала необходимо было отдавать себе отчет в том, что та информация о детстве, которая в
невротических конфликтах подвергается подавлению и искажению, в диспуте представителей двух рас
лежит в основе почти непроницаемой обоюдной обороны. Каждая группа, независимо от природы, по-
видимому, требует от своих детей жертв, которые они впоследствии способны
вынести только при
твердом убеждении или решительной отговорке, что опирались на неоспоримые абсолюты поведения;
усомниться в одном из этих имплицитных абсолютов - значит подвергнуть опасности все. Поэтому и
случается так, что мирные соседи, защищая какие-то мелкие вопросы воспитания ребенка, встают на
дыбы, подобно разъяренным медведям, встающим на задние лапы, когда медвежатам грозит
смертельная опасность.
Внешне выносимые на наш семинар жалобы звучали здраво и профессионально. Самой
характерной была жалоба на манкирование школой: испытывая сомнения, индейские дети просто
убегали домой. Вторым по значению недугом, представленным в жалобах учителей, было воровство
или, во всяком случае, грубое игнорирование прав собственности (как мы их понимаем). За воровством
следовала апатия, включавшая весь спектр проявлений: от отсутствия честолюбия и интереса до своего
рода вежливого пассивного сопротивления в ответ на вопрос, просьбу или требование. Наконец,
отмечалась излишняя сексуальная активность, причем этим термином обозначалось множество
неприличных ситуаций, варьирующих от ночных прогулок после танцев до простого собирания кучей
тоскующих по дому девочек в интернатских койках.
Меньше всего жаловались на дерзость, и все же чувствовалось, что само отсутствие открытого
сопротивления пугало учителей, как если бы это было секретным оружием индейцев. Через всю
дискуссию красной нитью проходила озадачивающая жалоба, будто независимо от того, что делаешь с
этими детьми, они не дерзят. Индейские дети, мол, уклончивы и ко всему относятся стоически. В
общении с ними часто кажется, будто они понимают, что от них хотят, пока вдруг не выясняется, что
они все сделали иначе. «Их невозможно понять», - говорили учителя.
Глубокая и часто неосознанная ярость, которую это обстоятельство постепенно вызвало даже у
самых благонамеренных и дисциплинированных педагогов, фактически прорывалась только в
«личных» мнениях учителей, добавляемых к их официальной позиции. Гнев одного потертого жизнью,
пожилого педагога вызвало спокойное упоминание со стороны нескольких учителей индейского
происхождения о любви индейцев к детям. Он резко возразил, будто индейцы не знают, что значит
