любить ребенка. Вступив в спор, он обосновал свое мнение, ссылаясь на голый факт: родители-
индейцы, не видевшие своих детей аж три года, приехав наконец навестить их, не плакали и даже не
целовались с ними при встрече. Этот опытный педагог не мог согласиться с предположением,
подтвержденным, кстати, не менее опытными наблюдателями, что подобная сдержанность с ранних пор
направляла встречу между индейцами-родственниками, особенно в присутствии чужих людей. Для него
такие книжные знания опровергались двумя десятилетиями личных - вызывающих возмущение -
наблюдений. Он настаивал, что родители-индейцы меньше сочувствуют своим детям, чем животные -
своим детенышам.
При условии, что именно культурная дезинтеграция и невозможность экономически или духовно
заботиться о детях, могут приносить с собой безразличие в личных отношениях, было, конечно, ужасно
столкнуться с таким радикальным заблуждением, которое никак нельзя считать пережитком менее
понимающего периода. Полковник Уилер, знавший сиу как завоеватель, а не как педагог, утверждал,
что «едва ли на земле существует такой народ, который бы любил свои семьи больше американских
индейцев». Кто же прав? Сделался ли побеждающий полководец излишне сентиментальным или
усталый учитель стал слишком циничным?
Самые серьезные мнения высказывались добровольно лишь частным образом. «На самом деле,
труднее всего справиться с энурезом», - сказал учитель (наполовину индеец), а затем добавил, - «но мы,
индейцы, не могли обсуждать энурез в группе, включающей женщин». Он считал, что отсутствие
надлежащего приучения к туалету служило причиной большинства трудностей в воспитании индейцев.
Белый служащий по собственной инициативе указал на другую проблему, в его глазах «действительно
самую скверную». Ссылаясь на конфиденциальные высказывания специалистов-медиков из Службы
образования индейцев, он заявил: «Родители-индейцы не только позволяют своим детям
мастурбировать - они их этому учат». По его мнению, именно в этом сокрыт корень всех зол; однако он
не хотел обсуждать проблему детского онанизма в присутствии индейцев. По тем фактам, которые
удалось установить, и энурез, и мастурбация встречались в индейских школах не чаще, чем в любых
других школах-интернатах или приютах. Фактически, мастурбация оказалась только предположением,
ибо никто из упоминавших о ней не видел ничего, кроме того, что маленькие дети трогали себя за
половые органы. В таком случае интересно отметить, что «подлинное», самое возмущенное и скрытое
(неофициальное)
недовольство касалось областей раннего обусловливания, которое вызвало внимание
психоаналитиков в Западной культуре (и которое обсуждалось в разделе о прегенитальности).
Оказалось, активно участвующие в воспитании белые считают каждое такое упущение в
воспитании ребенка, как то: полное отсутствие внимания родителей-индейцев к анальным, уретральным
и генитальным проблемам у маленьких детей, явно злонамеренным и преступным деянием. Индейцы, с
другой стороны, будучи снисходительными к младшим детям и только на словах суровыми к старшим,
считали активный подход белого человека к вопросам ухода за ребенком явно деструктивной и
преднамеренной попыткой обескуражить малыша. Белые, по их мнению, хотят отдалить своих детей от
этого мира с тем, чтобы заставить их перейти на следующую ступень жизни с предельной быстротой.
«Они учат своих детей плакать!» - с негодованием заметила одна индейская женщина, столкнувшись с
практикой разлучения (из гигиенических соображений) матери и ребенка в государственной больнице;
особенно возмутил ее эдикт больничных сестер и докторов, будто младенцам полезно кричать, пока не
побагровеют от напряжения. Пожилые индейские женщины обычно смиренно ждали появления на свет
внука, подобно иудеям перед священной стеной, оплакивающим уничтожение своего народа. Но даже
образованные индейцы не могли подавить ощущения, что весь этот дорогостоящий уход,
предоставляемый их детям, есть не что иное, как дьявольская система национальной кастрации. Сверх
того, среди индейцев было распространено странное предположение, будто белые испытывали
необходимость в том, чтобы уничтожать своих детей. Со времени самых ранних контактов между двумя
этими расами индейцы считали наиболее отвратительной чертой белых добиваться согласия детей
шлепками или битьем. Индейцы обычно лишь пугают ребенка, говоря, что может прилететь сова (или
прийти «белый человек») и забрать его. Какие конфликты они тем самым вызывали и увековечивали в
душах своих детей, индейцы, конечно, знать не могли.
В таком случае, неофициальные жалобы предполагают (в согласии с нашими самыми
передовыми теоретическими допущениями), что даже казалось бы произвольные моменты воспитания
ребенка выполняют определенную функцию, хотя в тайных жалобах это прозрение используется
большей частью как средство выражения и распространения взаимных предубеждений и как прикрытие
для индивидуальных мотиваций и бессознательных интенций. Здесь поистине нетронутое
поле
деятельности для «групповой терапии» того сорта, которая нацелена не на улучшение
|