П. Две «А» и две «В».
Т. Насколько я понял, ваш средний результат ближе к уровню «А». Почему же вы думаете, что
не поступите в университет?
П. Там слишком большой конкурс.
Т. А вы узнавали, каков там проходной балл?
П. Мне говорили, что средний результат должен быть не ниже уровня «В+».
Т. Но разве ваш результат не выше этого уровня?
П. Да, пожалуй, что выше.
Пациентка вовсе не пыталась, как может показаться на первый взгляд, обмануть терапевта она
действительно недооценивала свои шансы на поступление в университет. Мы имеем здесь пример
абсолютистского мышления, мышления по типу «все или ничего»: любая оценка ниже уровня «А»
воспринималась девушкой как провал. Кроме того, пациентка не соотнесла свои показатели с
результатами других учеников. Только внимательно рассмотрев фактическую сторону дела, она смогла
осознать ошибочность своих заключений.
В данном случае можно было бы применить иные подходы, которые, возможно, оказали бы
благотворное воздействие на пациентку, но вряд ли научили бы ее проверять достоверность своих идей.
Во-первых, терапевт мог бы заверить пациентку, что она достаточно умна и потому обязательно
поступит в колледж. Во-вторых, он мог бы воспользоваться стратегией, принятой в рационально-
эмотивной терапии (Ellis, 1962), и доказать пациентке, что сам по себе факт непоступления в колледж
ничуть не умаляет достоинств человека.
Однако если бы терапевт прибегнул к этим стратегиям на данном этапе терапии, он упустил бы
один чрезвычайно важный момент, а именно не собрал бы прочную базу данных для проверки
умозаключений пациентки и лишил бы пациентку возможности соотнести свои умозаключения с
фактами. Даже если бы пациентка почувствовала улучшение в результате применения рационально-
эмотивного подхода, она сохранила бы свой негативный когнитивный настрой и в последующем
ошибочно истолковала бы другие ситуации, а возможно, даже вернулась бы к своим прежним
(ошибочным) выводам о невозможности поступления в колледж. [В ответ на это возражение Эллис
(личное письмо, 1978) пишет: «РЭТ [рационально-эмотивная терапия] не исключает построения
"прочной базы данных" и проверки обоснованности выводов пациента. Хотя такая задача впрямую не
ставится перед РЭТ-терапевтом, никто не запрещает ему заняться сбором фактических данных. Во
многих случаях я выстроил бы диалог с пациентом, следуя той же модели, из какой исходит ваш
терапевт; в других случаях я, вероятно, предпочел бы обсудить с пациентом его самооценку или
склонность к катастрофическому восприятию ситуаций и в ходе этого обсуждения собрал бы ту же
самую "базу данных". Я допускаю также, что терапевт может подвести пациента к самоприятию и
отказу от катастрофического истолкования действительности с помощью совершенно иной
информации, отличной от той, которую собирал ваш терапевт. Рационально-эмотивная модель не
регламентирует способы опроса пациента и пути обсуждения проблем».]
Как известно, далеко не каждый абитуриент имеет хороший аттестат и пессимистические
прогнозы депрессивного абитуриента могут быть оправданными. Если бы терапевт обнаружил, что
девушка действительно не имеет шансов поступить в колледж, он бы исследовал, какое значение она
придает этому событию, и выявил бы все сопряженные с этим значением предубеждения. Возможно, он
бы получил от нее ответ: «Если я не поступлю в колледж, значит, я тупица», или: «...я никогда не
буду счастлива», или: «Родители будут ужасно разочарованы». Эти предубеждения также подлежат
исследованию на предмет их соответствия реальности. Если выяснится, например, что для родителей
подобное событие действительно будет означать катастрофу, терапевт может спросить пациентку,
почему она позволяет себе зависеть от их желаний и чувств. Таким образом терапевт подводит пациента
к осознанию того, что человек сам делает себя несчастным, ориентируясь на мнения и ожидания
окружающих. Однако, как показывает наш опыт, попытки коррекции установок и субъективных
смыслов не достигают своей цели, пока пациент продолжает искажать реальность.
Пациентка X. жаловалась на сильные головные боли и другие соматические расстройства.
Результаты обследования с помощью опросника Бека свидетельствовали о глубокой депрессии. У
пациентки были выявлены следующие когниции, ассоциированные с депрессией: «Мои домашние не
считаются со мной», «Никто не обращает на меня внимания», «Я ничтожество».
В качестве примера невнимательного отношения близких пациентка назвала тот «факт», что ее
семнадцатилетний сын не хочет проводить с ней время. Хотя это утверждение выглядело, казалось,
вполне правдоподобным, терапевт решил удостовериться, так ли это на самом деле.
|